Солдатами не рождаются

Кажется, она хотела спросить что-то еще, но удержалась, не захотела, чтобы он снова первым начал прощаться.

— Что ж, прощай… или до свидания… А в общем, как знаешь. — И подала руку, не вынув из варежки.

Потом, когда он прошел уже несколько шагов, окликнула:

— Павлик!

Он обернулся.

— Нет, ничего. Просто хотела еще раз взглянуть на тебя. Иди, иди…

Он пошел и, уже сворачивая за угол, все еще чувствовал, что она стоит и смотрит ему вслед.

В приемной, куда он на всякий случай зашел, прежде чем пойти поспать оставшиеся полтора часа, Косых встретил его радостным восклицанием:

— Наконец-то!

— А что такое? Переменилось что-нибудь?

— Только что приехал. Велел, как явишься, сразу к нему.

Артемьев понял, что спать уже не придется, вздохнул, отпер сейф, вынул оттуда приготовленную для доклада папку и открыл дверь в кабинет.

— Разрешите войти?

— Входи, — не поднимая глаз, сказал Иван Алексеевич. Он сидел и что-то быстро записывал карандашом. Потом, оторвавшись, взял лист, перечел, бросил на стол, задумчиво почесал карандашом за ухом и поднял глаза на Артемьева. — Не ложился?

— Нет.

— Ничего не поделаешь… Меня тоже без времени подняли. — Он протянул Артемьеву только что исписанный лист бумаги. — Пойди во второй отдел, пусть по этому списку, по каждому разделу, какие у меня указаны, подготовят имеющиеся у них данные. — И, взглянув на часы, добавил: — К шестнадцати часам. Когда вернешься, сразу зайди, будут поручения. Ложиться нынче не придется!

Он поднялся из-за стола, потянувшись, добавил:

— Приказано готовиться к выезду на Донской фронт. До моего отъезда трое суток покрутишься как белка в колесе. Потом разом отоспишься. Ну, чего стоишь?

— Разрешите обратиться, товарищ генерал-лейтенант?

— Что такое?

Артемьев знал, что Иван Алексеевич любит выезды на фронт и даже считает их для себя чем-то вроде отдыха, но сейчас лицо у него было хмурое, недовольное, а впрочем, может быть, просто не выспался…

— Товарищ генерал-лейтенант, прошусь на фронт… — вытянув руки по швам, сказал Артемьев.

— Не возьму, — сказал Иван Алексеевич. — Косых со мною поедет, а ты тут останешься: все же больше толку будет, чем от него.

Сказал и недовольно уставился на Артемьева: «Ну чего стоишь? Все равно решения не переменю».

— Я не в поездку прошусь, товарищ генерал-лейтенант, я вообще прошусь.

— Вообще… — Иван Алексеевич посмотрел на Артемьева так хмуро, будто в слове «вообще» услышал что-то обидное для себя.

— Вы обещали, товарищ генерал-лейтенант, сразу, как здоровье позволит.

— А тебе что, здоровье позволило? — все так же хмуро, почти подозрительно поглядел на него Иван Алексеевич. — Вчера еще не позволяло, а сегодня позволило? В чем дело, говори без каруселей.

— Подробности о смерти сестры сегодня узнал.

— Что за подробности?

— Как расстреляли ее…

Иван Алексеевич продолжал смотреть на него, ожидая, все ли сказано. Но Артемьев молча стоял навытяжку.

— Значит, мстить будешь фрицам? — все так же недовольно сказал Иван Алексеевич. — В наших масштабах, — он сделал широкий жест, обозначавший не только этот кабинет, но, очевидно, весь Генеральный штаб, — отомстить невозможно — необходимо лично, не долечившись, на одной ноге, но лично! Только так…

Кажется, он собирался сказать еще что-то такое же ироническое, умное и правильное, но удержался и не сказал.

— Чего молчишь, не возражаешь?

— Жду вашего решения, товарищ генерал-лейтенант.

Артемьев уже видел, что влез со своей просьбой не к месту и не ко времени, и хотя не понимал почему, но чувствовал, что его просьба чем-то лично задевает Ивана Алексеевича. Однако отступить он все равно не мог и не хотел.

«Бежишь», — думал Иван Алексеевич, глядя на него. На минуту эта несправедливая мысль, обостренная одиночеством и невозможностью высказаться, овладела душой Ивана Алексеевича, но он превозмог ее и, уже начиная остывать от этой вспышки недоверия к людям, сухо сказал:

— Хорошо, поедете со мной на фронт и там останетесь. Только имейте в виду, времени на ваши личные сборы не будет! И с бабами своими только по телефону прощаться будешь. — Это добавил, уже подобрев и усмехнувшись…

— Мне не с кем прощаться, товарищ генерал-лейтенант.

— Ладно, решено.

— Разрешите идти?

— Подожди… — Иван Алексеевич устало опустился на стоявший у стены потертый кожаный диван. — Садись и расскажи про сестру…

11

День начался как в сказке: с самого утра за Таней приехал командир их партизанской бригады Каширин. Она думала, что он уже улетел обратно в бригаду, а он вдруг приехал к ней в новенькой полковничьей форме и без бороды. Неделю назад, когда он был у нее в госпитале, и потом, когда она сама заезжала к нему прощаться в гостиницу «Москва», он был еще с бородой. А теперь приехал без бороды и оказался таким молодым, что она его не узнала. Радостно посмеявшись над этим, он сказал, чтоб она скорей собиралась: вчера вышел указ, а сегодня всей группе партизан, слетевшихся с разных фронтов в Москву, будут вручать ордена, наверное, сам Калинин, и ей тоже будут вручать, потому что ее тоже наградили.