Читаем Солдатская сага полностью

На четвертое утро после операции раненых и убитых отправили в Кундуз. Обставили церемонию прощания с погибшими как никогда — с помпой. По каким-то соображениям вертолеты не стали загружать в полку, поэтому весь батальон и разведрота в пешем порядке выдвинулась на аэродром. Простояли на хорошем морозце около часа, пока не подошла машина с телами убитых и автобус санчасти с отправляемыми. Вокруг носилок с запеленованными в проформалиненные простыни тюками построили каре, внесли знамя воинской части. Оркестр что-то там проиграл, после чего полкач и начальник политотдела выступили с краткими, но проникновенными речами: «Родина не забудет своих героев!..», «Ваша смерть не была напрасной!», «Братья, вы навеки живы в наших сердцах!..», «Мы за все заплатим…» — и так далее. Самое интересное заключалось в том, что слова выходили одни и те же, даже интонации похожие, но вот только расставили они их в разном порядке. Ничего, тронуло… Начпо, кажется, даже слезу смахнул ненароком…

После окончания траурных речений заревели трубы военного оркестра, и роты пошли строем мимо тел и приспущенного знамени полка. Тем временем раненых уже успели погрузить в вертолеты.

Шурик и Гора под видом переноски тел умудрились сбежать с построения и в течение всей процедуры прощания с «доблестными сынами Отчизны, сложившими головы за правое дело…» просидели с ранеными в «восьмерке».

— Слушайте, мужики! — Наколотый Валера стал неестественно бодр и чересчур разговорчив. — Поедете на дембель — заваливайте вначале ко мне! У меня хата своя, большая. Водочкой — заранее запасусь. Посидим, железки обмоем, чтоб не заржавели. Ребятишек помянем. Вон тех козлов, — он указал головой в сторону кучки высших офицеров штаба, — безмозглых, как следует обложим! А? Мужики? Приезжайте!

— А чего, приедем! Да, Гора?

— Конечно! Все равно по пути. Мне от Харькова восемь часов на автобусе — и дома. Я точно приеду!

— И ты, Шура, приезжай, обязательно! И Мыколу тащи, и Братуся!

— Да уж, этого урода пока раскачаешь!

— Я тебя умоляю! Да ты мертвого раскачаешь и замахаешь в придачу, если захочешь! Да, Гора?!

— Все весело заржали.

— Ну, так как, братаны? Обещаете приехать?

— Сказали — приедем, значит, приедем! — за двоих ответил Шурик.

— Через несколько минут после окончания построения восемь носилок с трупами засунули во второй «головастик», и вертолеты, отстреливая ракеты, стали кругами подниматься над перевалом. Наколотые анальгетиками и димедролом раненые почти моментально уснули, а осиротевшая четверка, отстав от роты и вольно покуривая на ходу, обсуждала возможность проведать Валеру после дембеля. Сошлись на том, что ничего «военного» в том нет, и решили вначале ехать в Харьков, а уж потом — по домам.

Глава 25

Прошедшие месяцы пролетели для Саши незаметно. Жизнь шла своим раз и навсегда установленным чередом. Он уже успел стать дедушкой, и о событиях годовалой давности ему редко кто напоминал.

Саша теперь считался одним из самых опытных солдат взвода. Держался он у себя в палатке особняком, перед офицерами не заискивал, со своим призывом был настороже. И когда один из новоиспеченных, круто слепленных дедов попытался, было восстановить во взводе старые порядки, (мы пахали — теперь их черед), Саша не вполне удачно опустил на его голову тяжелый самодельный табурет…

Дед отделался легким сотрясением мозга, десятком швов на темени, синяком во весь глаз — «презент на память» от ротного — и семью сутками в соседней камере. Саша же отсидел на «губе» всего трое неполных суток.

Несмотря на столь короткий срок наказания, для Саши это были самые тяжкие дни за минувшие полгода.

Его никто не бил, не унижал и не припахивал. Как и положено старослужащему он тихо и мирно отсидел свой законный троячок. Но в это время на губе сидело трое «предателей». Одного вида этих забитых, доведенных до полной потери человеческого облика, совершенно раздавленных существ, которых на «губе» уверенно убивают, было для Саши достаточно, чтобы впасть в глубокое уныние.

Троих, еще и года не отслуживших солдат, взяли с поличным на одной из точек в момент, когда они обменивали свой очередной цинк патронов на партию гашиша и безделушки. Начинающих бизнесменов, скорее всего, кто-то просто-напросто заложил. Их сразу привезли в полк и запихали в «тигрятник». Пока «торгаши» находились под следствием и надежным контролем, все было ничего, но далее особисты что-то там переиграли и приняли новое решение — хорошенько показать личному составу части, что иногда случается с «изменниками». Их перевели в отдельную камеру карцерного типа и закрыли глаза на происходившее далее. Нетрудно догадаться, что именно с ними стало происходить…

Боевые роты, не будучи на операциях, обычно друг за дружкой заступавшие в караул, незамедлительно припомнили «торгашам» все, начиная от убитых и раненых товарищей: «Вашими же патронами, подонки…» — и заканчивая собственной тяжелой жизнью. Даже и не били. Просто подбирали на весь день особо «потешную» работенку — и побоев не надо, чтоб удавиться!

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестная война. Афган

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное