Читаем Солдатская сага полностью

Тут все просто — так фишка легла. Нормальных людей — пехоты, во взводе раз-два и обчелся, максимум двенадцать-тринадцать бойцов. И по сроку службы поделены неравномерно. Нас — осенников, когда-то было много, но мы уходим большая часть уже уехала. Теперь много молодых, а мы трое — даже не дембеля, приказ прогремел два месяца назад, мы — гражданские. Но кого это заботит. Поэтому, мало того, что пошли все, так еще на каждого по два салабона. У меня — Юра Ткаченко и Темир Ургалиев.

Юра — умненький киевлянин, славный, но физически слабый и невысокий мальчик. Все еще ребенок. Русые реснички светлых глаз не скрывают и всегда удивленное выражение на них. Чуть чем-то заслушается, сразу рот открывает, прям как дите малое… Нет, пусть мне ответят: какой же надо быть отмороженной тварью, что бы этого ребятенка за речку отправить, а! Я его жалею и всячески опекаю. Несколько раз на операциях таскал его пулемет, чтобы Ткач не лег — они с ПК одного роста. Взводному понравилось…. очень удобно получилось — опытный дедушка снайпер и, он же, по ситуации, пулеметчик.

Темир — другой. Крупный, крепкий малый с Зауралья. Смышленый, веселый, открытый, честный. Глазища под черным ежиком антрацитовыми угольками искрятся. Прям не татарин — китаец настоящий. Говорит почти без акцента. Из всех проблем — прилипшая к нему дурацкая кличка. А как получилось: кто-то из старых на него наехал, начал орать ну и достал видно. Темир присел, прижмурил свои щелки, словно защищая уши поднял ладони и давай орать по-своему: «Болды! Болды! Болды!» — хватит, то бишь. Так и приклеилось….

Подхожу к машине:

— Ткач, бегом к Пончику на машину… — тот засуетился — И пулемет оставь! Ко мне в люк его, быстро! И ленты туда же…. Давай, давай, сынку!

Пока тасовались меж машинами саперы пошли… Ну и мы следом попылили…

* * *

Не зря Серега с утра еще на «точке» завелся. Знала его нижняя чуйка не будет бесконечной лафы — платить придется.

Только двинулись, только за саперами машины выстроили, и пятидесяти метров не прошли, как рубанули нас. Оттуда — откуда не ждали….

Вначале из руин в ста метрах от нас вылетела граната и ахнула аккурат посередине катков головного танка. С садов тут же ударили одиночные бойцы тяжело задумкали буры. Бьют саперов…

Пока граната долетала, я уже мухой слетев с брони, распластался слева под гусеницами. Как что-то внутри толкнуло — не полез на противоположную от обстрела сторону. Словно лист приклеенный рядом растянулся Темир.

Зуб нырнул в мой люк, выставил пулемет и первый из нас приложился штук на пятнадцать по глинобитным развалюхам. Катаев сверху разворачивал пушку.

Смотрю в прицел — да нет там никого! Лежит наверняка этот гаденыш сейчас на дне погреба и бесу своему молится, чтобы пронесло правоверного. В рот тебе ноги! — не пронесет тебя, падла! Бля буду — не отсидишься, паскуда конченная…

По садочкам тоже не видать — высунется один, стрельнет и опять засядет. Каждый по разу — всем весело. Тут с противоположной стороны, из-за Кокчи, лупанули по-взрослому. Ну вот, дождались… На слух — под десяток автоматов, где-то вдали ДШК кашлем зашелся, легла первая мина.

Понеслась война, твою мать! А до дома осталось — всего ничего… песня такая была…

Ну, а что делать?! Осматриваюсь — лупят густо, но в основном саперов, нас так — пока по попке похлопывают. Пацаны и собаки вначале на правую сторону за машины рванули, вот их там и встретили. Кого-то уже волокут в десанты, кто-то лежит, крики, маты… Шанхай!

Танки башни доворачивают, но еще молчат. Машина прикрытия позади нас тоже ствол поднимает, причем не за речку — на сады. Да понятно — свой геморрой болит сильнее. Там где-то РПГ бродит! Что ему тот крупнокалиберный да миномет?!

Закидываю винтовку на голову Зубенко, тот из люка высовывает Ткачевский ПК. Щассс, с-суки, побазарим! Две секунды — с Темиром разберусь!

Укладываю пацана поближе к броне, там рытвина на треть штыка. Тыкаю пальцем в ближайшие сады и кляну страшными карами если попробует подняться. Давай, военный, пора за работу…

Поворачиваюсь к бурам спиной, закидываю сошки на ребристор. Понеслась, бля — даешь буги-вуги!

Все это секунды. Сейчас, вспоминая, они укладываются в плотные блоки и пару мгновений тогда, сейчас можно вспоминать часами. Скорость восприятия, не подстегиваемая кипящим адреналином, иная. Время всегда течет по-разному… Память тоже — избирательна. Первыми возвращаются самые сильные впечатления. Шоковые… Как выстрел пушки, например….

Мир от неба до самого земляного нутра внезапно лопнул, треснул вдоль мокрой простыней и наступил миг нирваны. Потом пустота взорвалась дикой болью в ушах, яростным звоном миллиона цикад, упругим толчком в каждую пору тела и напоследок полыхнула жаром в лицо. Танк прикрытия саперов выдулил из ствола бело-оранжевый шар метра на три в поперечнике. Позади меня громыхнуло по-новой. На месте крайних, самых больших кишлачных развалин вырос утес из пыли и дыма. Организм встретил знакомые ему ощущения легким подташниванием и чувством собственной отстраненности, потерянности в этом мире. Братская память контуженых…

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестная война. Афган

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное