Мои оппоненты, возможно, заметят, что во время этой войны вышеперечисленные достоинства проявлялись не всегда и не везде. Признаюсь, что рыцарский дух был принесен в жертву тотальному характеру современной войны. Расширение масштабов операций до самых дальних уголков родины стерло многие из этих понятий, противоборство армий сменилось беспощадной борьбой против целых народов. Приказы Гитлера, зачастую диктовавшиеся его политическими и расовыми идеями, создание гражданских и полувоенных структур, параллельных собственно вооруженным силам, довершили дело и придали войне совсем другой вид. Кроме того, в многомиллионной массовой армии невозможно полностью избежать прихода на высшие посты людей, не соответствующих им ни по своим профессиональным, ни по моральным качествам. Очевидно, что тяжелые потери первых лет не могли быть восполнены равноценными по человеческим достоинствам и по подготовке кадрами. Однако это не меняет сути дела, и я полагаю, что наши бывшие противники согласятся со мной: немецкий солдат в целом вел себя достойно, во всяком случае, не хуже, чем солдаты противостоявших ему армий[98]
.Наша концепция подчинения
Подлинный военный дух не имеет ничего общего с понятием «милитаризм», так широко используемым в наши дни. О «милитаризме» можно говорить, только когда чисто военные порядки применяются в гражданской жизни народа. Конечно, прусско-германская бюрократия времен монархии не была лишена некоторого милитаризированного оттенка, но он никогда не был направлен во вред народу. Немецкий авторитарный режим много сделал для борьбы с нищетой, для улучшения народного образования и здравоохранения; причем полезные мероприятия приходилось вводить силой, так как они не всеми принимались благосклонно. Даже при Гитлере многое делалось для блага народа, в первую очередь трудящихся. Было бы ложью утверждать, будто в странах с либеральной системой, таких как Бельгия и Англия, уровень жизни, социальной защищенности и образования населения был выше, чем в нашей.
С другой стороны, такой недостаток авторитарного режима, как пассивная и бездумная передача подчиненным полученных приказов, проявлялся и у нас тоже. Бисмарк очень точно назвал такое поведение отсутствием гражданского мужества. Тоталитарный нацистский режим – так же как и еще существующий коммунистический, его близкий родственник, – был милитаризован, поскольку претендовал на право управлять не только государственной машиной и экономикой, но и регулировать культурную и духовную жизнь народа в соответствии с директивами, исходящими из единственного источника.
Нас обвиняют в милитаризме, потому что немецкий солдат пользовался в народе особым уважением? В таком случае я хочу быть милитаристом, ибо считаю, что подвиги, совершенные нашими солдатами в ходе последней войны, и многочисленные жертвы, принесенные ими, заслуживают уважения народа.
Мне могут заметить, что мы не можем не быть милитаристами, что наши генералы оказывали решающее влияние на политические дела, чтобы провоцировать вооруженные конфликты. Чтобы опровергнуть данное утверждение, понадобилось бы отдельное историческое исследование. Относительно недавнего прошлого я могу лишь повторить то, что написал в главе «Германский Генеральный штаб». Высший генералитет Германии никогда не был фанатичным приверженцем войны. В отличие от политических лидеров генералы прекрасно представляли себе, каких жертв потребует новая война и к каким последствиям может привести.
Еще один вопрос, который возникает при таком подходе к вопросу: почему наше военное командование не отказалось подчиняться Гитлеру еще в 1933 году или хотя бы в 1939-м? Это приводит нас к деликатной проблеме повиновения, его пределов в отношении приказов политических руководителей и, наконец, к проблеме природы государственного интереса.
Армия не может существовать без абсолютного, безусловного подчинения. Не может быть и речи о том, чтобы на войне позволить каждому солдату или офицеру решать, идти ему в бой или нет. Точно так же абсурдно требовать позволить солдату выполнять приказ только после его всестороннего изучения.
Что стало бы, например, с Веймарской республикой в революционную пору после 1918 года, если бы рейхсвер, которым тогда командовали офицеры императорской школы, монархисты, по политическим мотивам отказался выполнять приказы и предоставил бы коммунистам свободу рук? Разве не правильно поступила эта малочисленная армия, подчинившись приказам и сделав возможным сохранение республики, несмотря на отсутствие симпатий к новому правительству?
И как армия должна была себя вести в 1933 году? Позиция рейхсвера по отношению к национал-социализму уже была изложена. По данному вопросу я хочу особо подчеркнуть следующие моменты.