Солдатский долг

Сегодня очень легко удивляться, почему тот или другой генерал не убил Гитлера. Однако необходимо помнить, что это были люди, воспитанные в послушании старшему по должности или званию. Таким людям очень трудно решиться на открытый мятеж или покушение против главы государства, избранного народом, тем более что этот глава государства одновременно являлся их Верховным главнокомандующим, с которым они были связаны личной присягой на верность. Кроме того, почему упрекать только генералов? Почему бы не спросить, что помешало решиться на такой шаг одному из руководителей промышленности? Их ведь тоже часто вызывали в ставку фюрера, где они участвовали в многочасовых совещаниях. А ведь они не присягали на верность лично Гитлеру. Они яснее других видели экономическое положение страны и знали, что победа в войне зависит не только от армий, но и, в значительной степени, от промышленности. Кроме того, им было легче, чем генералам и фельдмаршалам, чье видение ситуации ограничено относительно небольшим участком фронта, предвидеть последствия смены правительства. Если допустить, что один из командующих решился бы перейти к действиям, ему следовало делать все одному, поскольку, учитывая положение на фронтах, не могло быть и речи о вовлечении в мятеж армии.

Я хотел бы, чтобы стало понятно: таким людям, как фон Клюге или фон Манштейн, предпринять что-либо было намного труднее, чем директору большого авиационного завода, крупному рурскому промышленнику или публичной персоне высокого ранга. Ведь они видели Гитлера намного чаще, чем командующие нашими группами армий, которым приходилось без передышек отражать натиск врага, превосходившего нас численностью в два-три раза. Кто из них мог предвидеть, какой эффект их инициатива произведет на их подчиненных? В Германии видели результат вражеских бомбардировок наших городов. В промышленности были информированы о настроениях рабочих и их нуждах. Можно ли предположить, что в то время промышленники не знали, что «чудо-оружие» не более чем миф?

Пусть не ищут в моих словах того, чего я не говорил. Я не хочу никого упрекать, но я должен дать ответ тем, кто хочет возложить ответственность на одних только военачальников. В конце концов, может быть, появление Гитлера было предопределено судьбой, и этот груз мы по сей день должны нести все вместе? Не является ли врожденной приметой современной диктатуры то, что, держась на одном лидере и небольшом ядре его сторонников, она очень жестко ограничивает свободу мнений и действий? У нас существовала партия, которая, как с торжеством в голосе сказал мне Гитлер во время нашей единственной встречи, организовала и воспитала нацию, «общность, единую в добре и зле», готовую идти до конца, если бы кто-нибудь посмел попытаться вырвать власть из рук фюрера!

Ошибались или нет те, кто постоянно задавался вопросом, смогут ли они, устранив Гитлера, остановить бедствие уже проигранной войны? Из одного ли желания принудить Гитлера к капитуляции разрушаются наши города? Если в этом «крестовом походе в Европу», как мило назовет его Эйзенхауэр, во множестве разрушались церкви и другие памятники культуры, то делалось ли это исключительно ради войны с национал-социализмом?

Когда фельдмаршал Модель приехал в Париж сообщить мне о смещении фон Клюге, я сразу понял, что это первый шаг к виселице. Когда вскоре я узнал, что фельдмаршал отравился, у меня вновь, как часто бывало в ходе этой войны, возникло ощущение, что всех нас затянуло в шестеренки какой-то ужасной машины. Мы хотели, страстно желали перемен, но отступали из опасения перед непредсказуемыми последствиями. Не из малодушия и страха, а из-за колебаний и неуверенности мы не могли сделать решающий шаг всякий раз, когда история предоставляла нам шанс; критически оценивая себя, мы считали, что не сумеем довести дело до желаемого результата.

Тем временем в помощь нам прислали учебную танковую дивизию. Ее предполагалось ввести в дело северо-западнее реки Вир и перейти в контратаку. Но попытка наша закончилась полным провалом, мы потеряли много людей и техники. Еще только выходя на позиции для атаки, эта дивизия понесла большие потери от ударов вражеской авиации. Затем, когда она столкнулась с противником, усиленным несколькими дивизиями, ее наступление быстро забуксовало, а затем противник ее контратаковал.