им повелят, -- генерал приподнялся и комом покатился по комнате, обтирая
багровую шею платком. -- Солдат есть солдат!
-- Солдата, о котором вы говорите, такого солдата уже нет, господин
генерал. Нет таких и в вашем корпусе. Есть солдаты, которые хотят думать.
-- Не полагаете ли вы, господин полковник, что знаете моих солдат
лучше, чем я?
-- Полагаю, господин генерал. И в этом нет ничего удивительного. Мне,
совeтскому офицеру, легче понять душу простого солдата. Поэтому я утверждаю,
что ваши солдаты желают настоящей дружбы с нами, иначе их не заставил бы
никто проливать кровь сейчас за наши общие интересы. Разумеется, вы не
хотели бы этого, как не желаете того, чтобы румыны и венгры жили в вечном
мире и дружбе. Вы сознательно закрываете глаза на тот факт, что ваши офицеры
жестоко избивают венгерское население здесь, в Трансильвании.
-- Мадьяры -- наши исконные враги. Они и для вас враги такие же, как и
для ваших румынских союзников...
-- Такие же враги, какими еще вчера являлись для нас наши сегодняшние
румынские союзники. Именно поэтому мы решительно против вашей междоусобицы.
-- Демин видел, как от его слов морщится и сжимается этот генерал, против
своей воли ставший нашим союзником.
-- Я -- румын, господин полковник, и превыше всего ставлю национальную
честь своего народа, -- патетически проговорил Рупеску. -- Мадьяры оскорбили
эту честь, и моя совесть не позволяет мне быть к ним снисходительным. И я...
И я никому не позволю...
-- Успокойтесь, пожалуйста. И разрешите мне усомниться в справедливости
наших утверждений.
-- Как вам угодно, -- сухо пробормотал генерал.
За окном, у крыльца, громко разговаривали румынские солдаты из
генеральской свиты. Они говорили о русских, говорили без устали, неутомимо.
Русские по-прежнему возбуждали в них острый, иногда пугающий и всегда смутно
обнадеживающий интерес. Румынам было непопятно, отчего русские не дают им
бить мадьяр; непонятным было много из того, что делали советские солдаты. И
все же румыны чувствовали, что с приходом советских поиск в их страну
одновременно ворвалось что-то новое, возбуждающее, отчего должно произойти
какое-то важное изменение, и они догадывались, что это изменение -- к
лучшему. Повинуясь внутренней, еще не совсем ясной, но сильной воле, они все
более проникались уважением к советским бойцам -- ко вчерашним своим врагам,
о которых им все время говорили только плохое. Так же как когда-то у Георге
Бокулея, в душе румынских солдат пробудилась и росла, тревожа мозг и сердце,
непопятная сила, которая готова была вырваться наружу потоком сердитых,
негодующих слов к тем, кто их так долго обманывал. Солдаты были охвачены
чем-то могучим, совершенно незнакомым, еще до конца не осмысленным и не
осознанным ими, но уже не столь пугающим, как раньше. Они переживали
состояние детей, перед которыми впервые открывался огромный, неведомый,
захватывающе манящий и прекрасный мир. И то, что боярин Штенберг был убит
рукою какого-то их товарища, что еще утром беспокоило их и пугало, казалось
преступным, -- теперь представлялось закономерным, неизбежным и даже
необходимым, как закономерным, неизбежным и необходимым было все то, что
совершалось сейчас на их глазах.
Прислушиваясь к солдатскому гомону за окном, Демин, по-видимому, думал
как раз об этом.
-- И вам не уничтожить уважения ваших солдат к моей армии, к моей
стране, -- продолжал полковник, -- как бы вы ни старались это сделать. Я
должен, как представитель советского командования, заявить вам, господин
генерал, что вы и ваше правительство не выполняете условий перемирия.
Румынская армия, в том числе и ваш корпус, господин генерал, до сих пор
заполнены ставленниками Антонеску, явными и тайными агентами Гитлера.
Сторонников Антонеску, офицеров, вы повышаете в должностях, а его
противников, друзей румынского народа и Советского Союза, всячески
терроризируете. Демократически настроенных офицеров вы увольняете из армии
или разжалываете в рядовые...
-- Это неправда!
-- Нет, это правда. Вот свежий факт. Почему вы сегодня отдали приказ об
отстранении от должности командира взвода Лодяну? Не потому ли, что он из
рабочей семьи и стоит за дружбу с нами и так же, как мы, ненавидит фашизм?
-- В его взводе скрывался и скрывается солдат, убивший ротного офицера
-- лейтенанта Штенберга. Лодяну отказался помочь следственным органам
обнаружить этого негодяя.
-- А зачем вы распорядились об увольнении командира роты Мукершану? Он
что, тоже был причастен к убийству?
-- Мукершану вел вредную пропаганду среди солдат.
-- Призыв к дружбе с СССР им считаете вредной пропагандой?
Припертый к стене, Рупеску молчал.
Демин колюче посмотрел на него, сказал:
-- У меня к вам больше нет вопросов, господин генерал, -- и, не
попрощавшись, вышел на улицу. Он быстро направился в штаб своей дивизии.
3
После занятия города советскими и румынскими войсками Мукершану, еще