Веками через Бактрийскую равнину в эту страну вторгались с севера полчища скифов. Они опустошали ее и исчезали в своих бескрайних степях. Двести лет назад Кир Великий возвел здесь для сдерживания этих дикарей цепь крепостей, однако сам пал в сражении с кочевниками, которых мы зовем массагетами.
Кир не сумел совладать с разбойниками, но мы спуску им не дадим. Мы не просто прогоним варваров восвояси, мы будем неотступно преследовать их повсюду, пока они не взмолятся о пощаде. Мы сделаем эти края безопасными, иначе зачем же мы здесь? Верьте, мы этого непременно добьемся. Ну а добившись, переберемся через Гиндукуш и вступим в Индию, где, я надеюсь, помимо несметных богатств обнаружится и достойно оберегающая их армия, привычная к более благородной войне.
Итак, впереди Индия. Но прежде — Афганистан!
А сейчас, друзья мои, ступайте. Насыщайтесь, отдыхайте и думайте. К сожалению, вы нашли здесь не то, на что рассчитывали, однако гордым сынам прославленного народа вряд ли стоит чересчур этим удручаться. Ваших отцов и ваших братьев никогда не страшили ни стихии, ни люди. Почему-то мне кажется, что всего этого не устрашитесь и вы.
На сегодня все свободны. Завтра вас распишут по подразделениям.
Разойдись!
12
Нас — меня, Луку, Тряпичника с Блохой и еще кое-кого из наших знакомцев — приписывают к пешим «друзьям», возглавляемым македонцем Койном и персидским вельможей Артабазом, точнее, к летучей колонне этого формирования. На другой день мы прибываем в часть, где нас берут на довольствие и ставят в строй.
Александр тем временем уже в пути, он идет на юг, к долине Гелманд и будущему Кандагару. Войска Койна поспешают за ним, они считаются одними из лучших в армии, уступая первенство только отборным отрядам самого государя. В больших сражениях Койну всегда отводится почетное место на правом крыле пешей фаланги, непосредственно возле конных «друзей» и личной царской охраны. Однако в этой новой войне масштабных битв не предвидится, а чем выше статус подразделения, тем чаще ему поручаются ответственные и, стало быть, рискованные задания.
Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Особенно для нас, новичков. Нам вообще приходится несладко. День напролет мы с Лукой месим грязь в хвосте своего отделения, спим тоже на самых худших местах. У кухонного костра мы последние, зато первые на работах — хоть фураж добывать, хоть таскать хворост. Каждый с мало-мальски значительной выслугой лет гоняет нас туда-сюда, заставляет чинить свое снаряжение и стоять за него на часах.
Вдобавок теперь к нам цепляются хвори. Луку изводят прыщи на заду и понос, а меня глисты, не говоря уж о вконец стертых ступнях.
Заступиться за нас уже некому, потому как наши прежние командиры Флаг, Толло и Стефан, выполнив свою задачу и «наконец-то избавившись от обузы», отбыли в свои отряды.
Когда становится совсем невмочь, мы с Лукой тащимся к Чубу, получившему свою кличку за непокорную сивую прядь волос на башке, и, заявив, что мы оба из Аполлонии, просим перевести нас в подразделение конной разведки.
— О, так вы, стало быть, отменнейшие наездники? — уточняет наш новый командир.
— Кентавры! — заверяем мы хором.
— То, что надо, — удовлетворенно говорит Чуб и назначает нас погонщиками мулов.
Вот уж, что называется, влипли так влипли.
В своем новом положении мы теперь поднимаемся за три часа до рассвета, чтобы задать животным корму, а потом их навьючить; на привалах опять же приходится заботиться не о себе, а о них; та же песня заводится и в конце переходов. Все ужинают или дрыхнут, мы возимся с мулами и ослами. Падаем затемно. Ну и вдобавок проклятому стодвадцатидневному суховею остается, по нашим прикидкам, дуть еще месяца три. Мы в полном отчаянии. Оно, наверное, доконало бы нас, если бы не чудо, поджидавшее нас в местечке Грам Тал.
Этим чудом оказался мой брат.
Илия сам находит меня. Точней, поначалу Стефан находит его, а уж потом они вместе идут на базар, где отыскивают меня и Луку.
Как я рад его видеть!
Илия сияет.
— Неужели это наш мелкий всезнайка?
Он чуть отталкивает меня, чтобы как следует рассмотреть (в последний раз мы виделись, когда мне было пятнадцать), потом сжимает в объятиях, от которых трещат кости. Глаза наши увлажняются.
— Я уж не чаял увидеть тебя!
Это мы говорим в один голос.