— Вожди, усвоившие военные обычаи персов, — говорит он, имея в виду Спитамена, — берут на войну своих отпрысков, когда намереваются дать противнику решающее сражение. Предполагается, что сын должен либо стать свидетелем триумфа отца, либо, в случае неудачи, спасти его останки от поругания.
Как ни кинь — затевается большое дело.
Необходимо срочно известить обо всем случившемся командование, то есть послать к основным нашим силам гонца. Агафокл, большой чин разведки, заявляет непререкаемым тоном, что вне зависимости от причин появления сына Спитамена в степи столь ценного пленника следует как можно скорее сопроводить к Койну, а там и к Александру. В сопутствующих назревающим событиям играх мальчику может быть отведена весьма важная роль. Упирая на это и на свое высокое положение, Агафокл приказывает Стефану выделить ему и подростку эскорт. Стефан, однако, отказывается исполнить приказ. По его мнению, затея безумна. Как только конвой выедет в степь, с ним тут же будет покончено. Пленника отобьют, а сопровождающих в лучшем случае просто прихлопнут. Все решится в какой-нибудь час.
Поэтому гораздо правильнее держаться всем вместе и в полном составе вернуться к колонне.
Оба офицера Леандра согласны со Стефаном. Будучи старше поэта по званию, они тем не менее признают его первенство. Боевые заслуги и опыт значат порой на войне много больше, чем ранг. Ведь именно Стефану удалось, когда Леандр вышел из строя, восстановить дисциплину, утихомирить буянов, взять под охрану пленных, обеспечить уход за ранеными. Вместе идти пусть и дольше, зато безопасней.
Однако Агафокл настаивает на немедленной отправке сына Волка к Койну. В таких ситуациях главное — выиграть время. Он требует предоставить ему проводника и восьмерых сопровождающих на самых быстрых конях.
Стефан смеется ему в лицо. По всему видно, что он раскусил Агафокла. Тот руководствуется вовсе не высшими соображениями, а куда более примитивным желанием лично доставить знатного пленника в штаб, чтобы сорвать все почести и награды.
— Я не собираюсь спорить с тобой, командиришка, — рычит Агафокл.
— Я с тобой и тем более, — упорствует Стефан.
Ни к чему рисковать столь ценным «трофеем», а уж македонцами, каких придется с ним отрядить, и подавно.
И тут вперед выступает Коста.
— Я готов ехать, — заявляет он.
Это сильный удар. Прямо под дых. Стефан ловит ртом воздух.
— Слушай, писака, — ворчит Флаг, указывая на степь, — эта земля сочится кровью, а не чернилами.
— Что ж, — парирует летописец. — Кровь ничуть не хуже чернил. Ею тоже пишется многое.
Терпение Агафокла лопается.
— Эй, стихоплет, если ты отказываешься дать мне людей, поезжай со мной сам. Или кишка тонка?
Мне редко случалось видеть, чтобы Стефан терял самообладание, но тут он просто взвивается. Неизвестно, чем бы все кончилось, не удержи его Флаг и Лука.
Так или иначе, Агафокл собирается в путь. Себе в сопровождение он отбирает нескольких даанов, и тут я понимаю — надо решаться. Варвары ненадежны, за ними нужен пригляд. А македонцы держат сторону Стефана, никто не пойдет с Агафоклом.
Мы с Лукой переглядываемся.
Я хочу вызваться ехать, но друг останавливает меня.
— Ты уже прогулялся за Толло.
Он имеет в виду, что теперь его очередь рисковать головой.
Стефан и рад бы отменить этот бред, но не драться же ему с Агафоклом. Тот все же старше его — и по чину, и по годам. Дааны окружают пленника. Лука проверяет оружие, снаряжение и садится на коня. Агафокл уже в седле. Придержав узду, я засовываю в седельную суму Луки свой теплый шерстяной плащ и мешочек с кишаром и чечевицей.
Лука берет меня за руку.
— Брат, — говорит он, — если со мной что-то случится, расскажи о том правду.
41
Мы, подгоняя и пленников, и лошадок, через шесть дней оказываемся в торговом селении Габи и присоединяемся к основной нашей колонне. Точней сказать, догоняем осадный обоз: боевые отряды уже ушли на север. Где-то там, как доносят разведчики, между Согдианой и Дикими Землями, Волк собирает племена воедино.
— Похоже, намечается большая пирушка.
Ни Косты, ни Агафокла здесь не видали в глаза, о захвате Спитаменова сына обозники слышат впервые. Вести, похоже, до них вообще не доходят. О чем ни спросишь — никто ни бум-бум.
Мы оставляем пленников в гарнизоне и спешим по военному тракту (точней, по тому, что считается им) за Койном. Сотни мулов, провожая нас равнодушными взглядами, тащат на себе припасы и тяжелое снаряжение.
Как далеко вперед ушел Койн? Этого тоже никто не знает.
А где Спитамен?
Тыловики таращатся на нас с недоумением.
Наши животные слишком утомлены, чтобы выдерживать такой темп. Им нужен день отдыха. Приходится встать лагерем в стороне от тянущегося мимо обоза, прямо на льду, в чистом поле, притулившись к какому-то холмику. Студеный ветер продувает насквозь, и, чтобы хоть как-то укрыться, мы долбим промерзшую землю — сооружаем из дерна заслон.
Сначала я выковыриваю из земли череп, потом Флаг выкапывает бедренный сустав. Похоже, нас угораздило остановиться на месте захоронения.
Людям это не нравится. Солдаты — народ суеверный.