Солдаты без оружия

В этот момент председательствующий назвал его фамилию, предоставив Орифу слово в порядке обсуждения, но Олимов не услышал, не шелохнулся, весь во власти своих дум. Сосед осторожно тронул его за локоть:

— Вам дают слово, товарищ Олимов, идите же!..

Поспешно собрав лежавшие перед ним бумажные листки с пометками, Ориф пошел к трибуне и, уже подходя к ней, заметил, как секретарь обкома Самандаров, сидевший между Джамаловым и Николаевым, наклонившись, что-то шепотом сказал им обоим.

Олимов обвел взглядом зал, взял в руку один из своих листочков.

— Товарищи! Я не собираюсь говорить долго. Хочу только прочитать вам текст поступившего на днях в горком партии и военный комиссариат заявления жителей нашего города. Вот оно, это заявление:

«Мы, служащие, учителя, рабочие, ремесленники и пенсионеры, в это нерадостное, горькое время, выпавшее на долю нашей Родины, обращаемся к вам с просьбой отнестись внимательно к нашему заявлению.

Сейчас, когда вся наша страна поднялась против фашистских супостатов, мы желаем, чтобы и нас считали в рядах защитников Отечества.

Мы хотим заменить наших сыновей, братьев, родных и земляков, ушедших на фронт, у станков и в учреждениях, у классной доски и в поле.

Тот друг, кто протянет руку другу в час тяжелых испытаний! — так гласит народная мудрость. Наши двери всегда открыты для тех, чьи дома разрушены немецкими захватчиками. Каждый из нас с чувством искреннего братства, дружбы примет у себя семьи русских, украинцев, белорусов, молдаван — всех, кто в поисках прибежища прибудет в наши края…»

Под этим заявлением, товарищи, — голос Орифа дрогнул, — подписалось сто семь человек, пятьдесят один из них — коммунист. Подобные заявления на имя секретаря горкома партии и военного комиссариата поступают в последние недели десятками. Думаю, они являются свидетельством того, что советские люди в тяжелый для Родины час, в час великих испытаний проявляют высокое чувство патриотизма. И в этом нет ничего удивительного! Когда мы в горкоме встретились и побеседовали с авторами одного такого письма, я был несказанно горд, что у меня такие земляки — мужественные, с горячими сердцами.

Поэтому говорю с полной уверенностью, что все задачи, которые сегодня возложит на нас партия, Родина, с помощью таких самоотверженных людей мы обязательно выполним!.. Будут организованы и две стрелковые бригады, и кавалерийская дивизия! Будет создана и трудовая армия Таджикистана! Будет оказана материальная помощь населению районов, пострадавших от фашистского нашествия! Более того, я думаю, дорогие товарищи, — Ориф глубоко вздохнул и посмотрел на Самандарова, — мы, не боясь предстоящих трудностей, не отказались бы и от приема одного-двух эвакуированных заводов, что явилось бы и благородным почином, и проявлением заботы о промышленном будущем нашей республики. Жаль, что не все наши руководители придерживаются подобной точки зрения, тем более что народ наш способен взять на свои плечи куда больше. Ведь от этого — мы все понимаем — зависит общая победа над ненавистным врагом!..

Слова Олимова пришлись по душе присутствующим, поэтому все дружно зааплодировали, только в президиуме не все так же бурно реагировали на них. Самандаров сидел, опустив голову и нервно комкая какой-то бумажный листок.

После Олимова выступили еще несколько человек. В заключительном слове докладчик не коснулся проблемы приема эвакуированных заводов, и Олимов подумал, что его предложение просто не услышали. Но ошибся.

Обговорив после полудня все интересующие его вопросы в отделах ЦК, он собрался возвращаться в Мехрабад, как вдруг Самандаров, встретившись с ним в коридоре, передал ему приглашение зайти в кабинет секретаря Центрального Комитета Камола Джамалова.

— Не тревожьтесь, товарищ Олимов, — добавил он, заметив, как Ориф заволновался. — Упрекать вас за ваше выступление никто не собирается!

— Что, уже нажаловались на меня, Салим Самандарович?

И в самом деле на приеме у секретаря ЦК никто Олимова ни в чем не упрекнул. Разговор в основном шел о массовых заявлениях добровольцев, изъявивших желание вступить в Красную Армию и трудовые батальоны. Олимова просили как можно внимательнее относиться к авторам таких заявлений и особенно серьезно к тем, кто принял решение стать добровольцем трудового фронта. Ведь это, как правило, были люди пожилого и преклонного возраста, освобожденные от действительной военной службы. В батальонах и отрядах трудовой армии будут политруки — коммунисты и комсомольцы, которых выберут партийные и комсомольские организации армии…

Олимов что-то пометил в своей записной книжке.

— Три месяца назад, товарищ Джамалов, и я подавал заявление, чтобы мне разрешили отправиться в действующую армию. Какова его судьба? Вы не скажете?

— Такие же заявления подали и мы все, товарищ Олимов. — Понимающе взглянув в открытое, помрачневшее лицо Орифа, он ободряюще улыбнулся: — Говорят же, товарищ Олимов, что молодежь должна ждать своей очереди! Если у вас нет других вопросов, желаю успеха во всех ваших делах!

Крепко пожав на прощание руку секретарю, Ориф покраснел.