Читаем Солдаты без оружия полностью

Вокруг школы было шумно и людно. Солдаты всех бригад перемешались, делились впечатлениями прошедшего боя, разыскивали друзей и товарищей. Защитников Сянно старательно угощали табаком, трофейным шоколадом.

— Иван, живой? — кричал один.

— Живой. А ты как?

— В исправности.

— Ну, тогда здравствуй.

Под хохот товарищей они по-медвежьи облапили друг друга, так, что похрустывали кости.

— Ребята, не видели Соболева, земляка моего?

— Нет его. Погиб смертью героя.

На минуту разговоры притихали, потом начинались новые расспросы, и шум разгорался с новой силой.

— Товарищи, так говорят, мы на Берлин двинем?

— Ничего еще неизвестно.

— А что, формироваться будем или сразу пойдем?

— Чего формироваться-то? Мы уже давно сформированы. Идти надо.

— Идти. Не давать им, гадам, опомниться!

Тут и там вспыхивал дружный хохот — не верилось, что минуту назад здесь кипел бой и смерть ходила по пятам. Возле школы, окружив Бударина, стояла большая группа офицеров. Ждали приезда генерала.

Наконец послышалось гудение.

— Неужели наш? — спросил Бударин, выбегая на дорогу.

Из-за поворота вынырнул броневичок.

— Наш. Савельев. Вот орел!

За броневичком показались легковые машины, затем грузовые ЗИСы.

Бударин одернул куртку, громко подал команду:

— Бригада, смирн-а-а!

И быстрым шагом устремился к первой машине.

В наступившей тишине всем было хорошо слышно, как рапортовал комбриг:

— Товарищ гвардии генерал, гвардейская танковая Краснознаменная бригада приказ выполнила. Бригада готова к выполнению любой задачи.

Из машины вылез генерал и торопливой твердой походкой направился к комбригу. Он был выше Бударина ростом, шире в плечах. Подойдя к комбригу, генерал обнял его и трижды, по-русски, поцеловал.

В сопровождении офицеров генерал и комбриг двинулись к школе, спустились в подвал.

Из перевязочной выскочил Филиппов, вытянулся, хотел представиться генералу. Бударин его опередил:

— Вот и мой орел. Гвардии капитан Филиппов.

Филиппов смутился, почувствовал, что краснеет.

— Слышал, слышал, как он у вас тут фокусы устраивает, — подавая Филиппову руку, сказал генерал.

— Какие фокусы? — насторожился Бударин.

— А неразорвавшуюся мину вынуть из живого человека — это тебе не фокус?

Генерал и комбриг добродушно засмеялись.

— Молодец, гвардии капитан. Молодец… Я там тебе помощников из медсанбата привез. Извини, что запоздал. Дороги не было. Принимай врачей, пусть работают.

— Есть. Разрешите идти?

— Иди, молодец, иди.

На лестнице Филиппова нагнал Сатункин:

— Поздравляю с присвоением звания гвардейца.

— Спасибо, землячок.

— А я что говорил?

— Ладно. Угадал.

Филиппов выбежал на улицу.

От ближайшей к школе машины отделился человек и кинулся ему навстречу. Это была Наташа. Филиппов узнал ее сразу. Тяжелые косы выбились из-под шапки и, пока она бежала, распустились, упали ей на плечи.

— Коля! Здравствуй, Коля!

Она протянула ему руки.

Филиппов обхватил ее и, не находя слов, начал кружить на одном месте.

— Что ты? Все смотрят. Что ты?! — восклицала она, задыхаясь и закидывая назад голову; шапка отлетела в сторону, и русые косы развевались по ветру.

Он, счастливый, смотрел в ее голубые глаза и смеялся.

— Перестань. Голова закружилась!

Филиппов осторожно поставил ее на землю перед собой.

— Ну как можно? — сказала она, еле переводя дыхание. — Это несолидно. Ты же начальник.

— И человек тоже, — сказал он, подхватывая ее под руку. — Идем. Кто тебя послал к нам?

— Я сама добилась. Нас еще с утра генерал к вам направил, да никак не проехать было.

— Да идем же скорее.

— Подожди, шапку найду…

Она надела шапку, и они, засмеявшись неизвестно чему, взявшись ва руки, как дети, побежали в перевязочную.


…Подвал затопило электрическим светом. В перевязочной забурлила работа. Было развернуто шесть столов. Все работали с каким-то особым подъемом и рвением.

Анну Ивановну уговаривали лечь спать.

— Не пойду, товарищи, честное слово. Разрешите мне довести дело до конца.

Мурзин, Хихля, Коровин, Саидов, Трофимов и даже Гулиновский — все продолжали работать. Только Зоя после введенного пантопона сладко спала, по-детски сложив губы, спала на том ящике, на котором любили они сидеть с Анной Ивановной в редкие свободные минуты.

В самый разгар работы в перевязочную с радостным криком ворвался Хихля:

— Ось, дивіться!

В дверях появился Рыбин.

Ему не дали выговорить ни слова — набросились, затискали в объятиях.

Филиппову нужно было организовать бесперебойную работу перевязочной и операционной, наладить уход за тяжелыми и нетранспортабельными, уточнить документацию, написать донесение начсанкору, а главное — всех раненых как можно быстрее эвакуировать в тыл.

Широкоплечую подтянутую фигуру гвардии капитана видели и в перевязочной, и во всех отсеках, и на улице, возле машин. Он был всем нужен. То и дело слышалось:

— Товарищ гвардии капитан, а это как?

— Товарищ начальник, на минуточку.

— Товарищ Филиппов, можно вас?

Раненых решено было вывезти в медсанбат двумя партиями. С первой партией раненых отправлялся сам Филиппов. Со второй должен был ехать Рыбин.

На улице шла загрузка машин.

— Подноси раненых. Не задерживайся, — командовал Филиппов.

Санитары вынесли Нину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне