Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Практически каждый солдатский мятеж, какими бы конкретными причинами он ни был вызван, давал выход исподволь накапливавшейся ненависти рядовых воинов к командирам[800], сопровождался всевозможными эксцессами, которые и в обычной обстановке расценивались как тяжкое воинское преступление (delictum militum), караемое смертью[801]. К таким delicta относилось, в частности, всякое неповиновение командиру (omnis contumacia) и тем более оскорбление его действием (petulantiae crimen) (Dig. 49. 16. 6. 1–2; 13. 4; Ex Ruffo leg. mil. 11). При вспышке мятежа такие действия солдат приобретали массовый характер и изощренные формы, доходя до жестоких стихийных расправ с наиболее ненавистными начальниками[802]. В ситуации же военного переворота ни возраст, ни прежний авторитет, ни величие власти носителя императорского титула не могли остановить безрассудной ярости воинов – militum furor (ср. гибель Гальбы, Пертинакса, Александра Севера, Максимина Фракийца). Важно еще раз отметить, что в некоторых случаях расправа с командирами, вызывавшими особую ненависть воинов, приобретала организованные формы, и войско, собранное на сходку, выступало как своего рода судебная инстанция с правом казнить и миловать[803], или даже выносить своего рода политический приговор, как это сделали легионы Септимия Севера, объявив врагом государства Альбина (Hdn. III. 6. 8; cp.: Dio Cass. LXXV. 10. 3)[804]. В целом же обращают на себя внимание уже сама многочисленность случаев расправы с военачальниками и командирами, та готовность, с какой римские солдаты идут на этот шаг, несмотря на все предусмотренные военно-уголовным правом суровые наказания. При этом соответствующие факты отмечаются практически на всем протяжении римской истории. В источниках называются самые разные причины и поводы такого рода убийств. Это могли быть и подозрение в измене, как например, в случае с убийством легата Суллы Альбина во время Союзнической войны (Plut. Sulla. 6. 14; Liv. Per. 75; Polyaen. VIII. 9. 1; Val. Max. IX. 8. 3; ср., однако: Oros. V. 18. 3, где причиной убийства названа его невыносимая надменность по отношению к воинам)[805]; попытки навести порядок и дисциплину (Val. Max. IX. 7. 3; Tac. Ann. I. 20; Hist. III. 7; Dio Cass. LXXX [LXXIX]. 4. 1–2; [Aur. Vict.] Epit. de Caes. 22) или обуздать мятеж (Tac. Hist. I. 80; SHA. Pert. 3. 8); ненависть к отдельным командирам или политическим противникам (Tac. Hist. I. 58; IV. 36; Ann. I. 32. 2; App. B.C. V. 49); раскаяние в собственных мятежных действиях (Suet. Otho. 1. 2); или даже запрет командиров вступить в сражение (Amm. Marc. XIX. 6. 3) и попытка пресечь расправу со сдавшимися неприятелями ([Caes.] B. Afr. 85. 6).