Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Нельзя, однако, утверждать, что концепция военной клиентелы имеет в современной литературе всеобщее признание. В некоторых работах, даже в тех, в которых специально рассматриваются взаимоотношения императоров и армии, понятие войсковой клиентелы вообще не употребляется[876]или используется очень осторожно[877]. Х. Грассль считает даже, что точка зрения на войско как клиентелу принцепса не находит опоры в источниках[878]. Вместе с тем значение персональных связей правителя и войска единодушно признается фактором первостепенной значимости. Так, П. Вейн, касаясь в своей известной книге «Хлеб и зрелища. Историческая социология политического плюрализма» проблем взаимоотношений императора и армии (в разделе в характерным заголовком-вопросом – «Солдаты на продажу?»), пишет, что вопрос о том, был ли титул императора как верховного главнокомандующего официальным или персональным, по существу относится к проблеме покровительства («патримониализма», по терминологии автора), а истинный ответ на вопрос, кем были солдаты императорской армии – приверженцами принцепса, связанными с ним воинской присягой, или же продажными наемниками (fidéles ou vendus?), является хотя и довольно банальным, но не столь простым[879]. По мнению французского историка, они не были ни тем ни другим, но были профессионалами, которые представляли только самих себя, свои идеалы, мифы и корпоративные интересы и для которых личная верность командующему является эквивалентом того, что у нас именуется профессионализмом[880]. По мнению Р. Сэллера, императорам для сохранения своего властного положения необходимо было избегать двух опасностей – заговоров среди ближайшего окружения и восстаний тех, кто командовал армиями. Для этого не было нужды иметь всю империю в личной клиентеле – достаточно было обеспечивать лояльность только этих двух критических групп с помощью патримониальных ресурсов. Кроме того, сами сенаторы отнюдь не перестали быть патронами[881].

Специальный критический разбор концепции персональных армий и военной клиентелы в позднереспубликанскую эпоху предпринял Н. Рулан[882]. Констатировав, что недостаточно признать наличие феноменов клиентелы в армии, чтобы ipso facto говорить о «военной клиентеле» как о клиентеле особого рода, он приходит к заключению, что выделять таковую неправомерно ни с политической, ни с социологической, ни с моральной точки зрения, ибо феномены, обычно относимые к ней, являются по своей природе теми же, что и феномены гражданской клиентелы. По общему заключению автора, выражения «армии-клиенты» и «военная клиентела» суть лишь несовершенные интерпретации (причем опасные с терминологической точки зрения) того понятия, которое обозначается в немецком языке труднопереводимым словом Gefolgschaft[883]. Эти общие выводы Рулана базируются на следующих положениях и доводах.

1. То, что сообщают наши источники о присяге, приносимой солдатами в позднереспубликанский период, не позволяет рассматривать ее как акт, порождающий вступление в особую клиентелу. Древняя же республиканская sacramentum вообще не имеет отношения к клиентеле, поскольку содержала обязательство повиноваться власти магистрата, а присяга на верность, приносимая отдельным лицам (Цинне, Катилине, Фимбрии и др.), использовалась в экстраординарных обстоятельствах и не создавала уз клиентелы stricto sensu. Присяга же на верность Октавиану, принесенная в 32 г. до н. э., тем более не может считаться актом, создающим военную клиентелу, поскольку эту клятву давали как воины, так и гражданские лица.

2. Соглашаясь, что в I в. до н. э. полководцы стали единоличными распорядителями наград среди подчиненных им войск, Рулан полагает, что здесь нельзя видеть гигантские sportulae (как это делает Ж. Арман[884]), ибо «генералы» лишь приспосабливали древние республиканские принципы к потребностям новой эпохи, когда значение военной добычи и соответствующих сумм, распределяемых среди солдат, возросло и требования последних стали более решительными, а авторитет сената падал, не позволяя ему играть традиционную роль. Beneficia военных лидеров сами по себе не доказывают существования уз военной клиентелы.

3. В свою очередь, те услуги, которые оказывали солдаты и ветераны своим вождям в политических и избирательных акциях, тоже нельзя расценивать как выполнение клиентских обязательств. Даже там, где сообщается о применении (или угрозе применения) вооруженного насилия как средства воздействовать на решения политических собраний, речь идет лишь о действиях полководцах, стремящихся силой оружия захватить власть в условиях смуты и гражданской войны. Нельзя, конечно, отрицать, что полководцы обращались к голосам своих солдат, но обязанность голосовать всегда была элементом клиентелы и речь идет не о специфически военном характере клиентелы, а только о благосклонном голосовании избирателя в пользу кандидата, окруженного престижем выдающегося военного вождя.