Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Разумеется, было бы ошибочным сводить все многообразие отношений между полководцами (императорами) и их подчиненными только к узам патроната-клиентелы (тем более что и солдаты, и командиры разных рангов в период империи, как и при республике, продолжали входить в различные клиентелы, которые отнюдь не исчезли с установлением принципата[888]). Важно, однако, отметить, что личный, можно даже сказать «частный», характер армий конца республики и начала империи вполне отчетливо сознавался современниками и более поздними античными историками. Такое понимание сложившейся ситуации с очевидностью присутствует в ряде авторских рассуждений и в речах исторических персонажей в «Гражданских войнах» Аппиана. В 17‐й главе V книги он пишет с присущей ему проницательностью: «Причинами его (безвластия. – А.М.) было то, что полководцы занимали свои должности по большей части, как это бывает в период междоусобных войн, не на основании выборов, а также то, что войска набирались не по установленным издревле воинским спискам и не для нужд всей родины, служили не для общественного блага, а в интересах только тех, кто их в войска зачислял; да и им они служили, подчиняясь не силе закона, а потому, что их привлекали данные отдельными лицами обещания; и сражались они не против врагов всего государства, а против врагов отдельных лиц… Солдаты считали себя не столько отправлявшими военную службу, сколько помощниками своих начальников на основе личного расположения, личного желания и полагали, что правители нуждаются в них в личных своих интересах»[889](пер. Т.Н. Книпович). В речи Кассия (App. B.C. IV. 93) прямо констатируется, что «войска, принадлежавшие до сих пор государству, Цезарь превратил в свою личную собственность» (στρατοπέδων, ἃ καὶ αὐτά, τέως ὄντα τῆς πόλεως, ἑαυτοῦ πεποίητο ἦδια. Так же и в письмах и «Филиппиках» Цицерона солдаты, ветераны и сподвижники Цезаря предстают как сплоченный блок, доминирующий в политике и после гибели диктатора[890]. По сути дела, аналогичным образом выглядили и армии противников Цезаря. У Лукана в «Фарсалии» один солдат-помпеянец заявляет Катону: «…в Помпеево войско влекла нас / Вовсе не страсть к гражданской войне: любя полководца, / Мы помогали ему» (Phars. IX. 227–229). Негодующий Катон отвечает: «Значит с желаньем таким и вы воевали, солдаты, / Бились вы лишь за господ: вы были войсками Помпея, а не боролись за Рим»[891](Phars. IX. 257–258. Пер. Л.Е. Остроумова).

В современной литературе уже обращалось внимание на тот факт, что в долговременных кампаниях после 89 г. до н. э. солдаты стали именоваться по именам своих командующих: Sullani, Fimbriani, Valeriani (Plut. Lucul. 7. 2; Sall. Cat. 11. 4; 16. 4; 37. 6; App. B.C. II. 2), miles Caesaris, miles Pompei (Caes. B. civ. II. 32. 14; [Caes.] B. Hisp. 17. 1)[892]. Подобные прецеденты имели место и в период империи – и не только в «год четырех императоров», когда в ходу были наименования «вителлианцы», «отониацы», «флавианцы» (см.: Tac. Hist. Passim). В сенатском постановлении по делу Гн. Пизона-отца, среди прочих преступных деяний сирийского наместника, указывается, что он пытался развязать гражданскую войну и разлагал воинскую дисциплину во вверенных ему частях, «раздавая от своего имени подарки из казны нашего принцепса, а сделав такое, потешался, называя одних воинов пизонианцами, а других цезарианцами, предпочитая <всем> тех, кто после присвоения такого прозвища усердствовал в подчинении» (SC de Cn. Pisone patre, 54–57. Пер. П.А. Князева)[893]. Отметим также, что Пизон фактически пытался создать из подчиненных ему легионов собственных приверженцев, присвоив себе то, что считалось исключительной прерогативой принцепса, – раздачу донатив. Случай с Пизоном, конечно, стоит особняком. Однако он может свидетельствовать, что абсолютной монополии принцепса на покровительство войску в период раннего принципата еще не существовало, тем более она оказывалась под вопросом в моменты династических кризисов[894].