Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Такой набор войска стал возможен главным образом потому, что за Октавианом последовала бóльшая часть солдат и ветеранов Цезаря, которые, разумеется, нуждались в вознаграждении и закреплении за ними прав собственности на полученные земли, что могло быть обеспечено при условии преемственности власти (ср.: Nic. Dam. Vita Caes. 18. 56)[902]. Но вместе с тем они, очевидно, руководствовались и чувством личной верности по отношению к приемному сыну и наследнику своего полководца, рассматривая Октавиана и как наследника того патроната, который имел по отношению к ним Цезарь[903]. Думается, нет веских оснований преуменьшать значение этого субъективного фактора, который прямо акцентируется в некоторых источниках, пусть даже эти свидетельства и принадлежат таким тенденциозным авторам, как Николай Дамасский. Последний, рассказывая о взаимоотношениях Антония и Октавиана, прибывшего в Рим после смерти диктатора, передает рассуждения ветеранов Цезаря, которые полагали, что для них делом благочестия является соблюдать все, что относится к доброй памяти Цезаря, и опекать его сына и наследника (Vita Caes. 29. 115). Один из солдат заявляет даже, что все они входят в состав наследства Октавиана и готовы все перенести и сделать ради наследника Цезаря (Nic. Dam. Vita Caes. 29. 117). Такого рода расположение Цезаревых ветеранов к юному Октавиану отмечают и Аппиан (B.C. III. 11–12; 32; 40), и Веллей Патеркул (II. 59. 5). Надо сказать, что подобная лояльность ветеранов и солдат, распространяющаяся на сыновей и наследников политических лидеров, не является в истории I в. до н. э. чем-то исключительным. Она отмечается, в частности, в отношении ветеранов Мария к его сыну (Diod. Sic. XXXVIII–XXXIX. 12), ветеранов-помпеянцев к Сексту Помпею (App. B.C. IV. 83). Но в борьбе за власть после смерти Цезаря конституционные аргументы, по словам Л. де Блуа, были отброшены и впервые на передний план стала выдвигаться династическая лояльность[904]. Было бы, конечно, ошибкой видеть подоплеку таких отношений исключительно в клиентской верности, переносимой на наследника покойного патрона, но нельзя и исключать этого мотива.

Представляется также вполне правомерным видеть в этих отношениях истоки того династического чувства, которое с началом Принципата утверждается – и начиная с Августа целенаправленно формируется – в императорской армии. В источниках императорского времени обнаруживаются многочисленные указания на сильно развитую приверженность солдат правящей династии, domus Augusta в целом. Приведем некоторые наиболее показательные примеры. Так, у Тацита в рассказе о происках Гн. Пизона против Германика в качестве фактора, способного помешать реализации узурпаторских планов, выделяется присущая солдатам «глубоко укоренившаяся любовь к Цезарям» (Ann. II. 76. 3: penitus infixus in Caesares amor). Это же почтение к Германику и его семейству, связанному родством с Августом, сыграло, по Тациту, решающую роль в изменении настроений мятежных легионов в Германии (Ann. I. 41. 2). По утверждению того же Тацита, после усыновления Августом и выбора в качестве наследника Тиберий стал открыто почитаться и превозноситься в войсках (Ann. I. 3. 3). В сенатском постановлении по делу Пизона воины удостаиваются официальной похвалы за сохранение преданности и верности дому Августа (SC de Cn. Pisone patre, 161: fidem pietatemq(ue) domui Aug(ustae) praestarent). Принадлежность к дому Августа и любовь народа к Германику, как хорошо известно, сделали сначала Калигулу желанным правителем, а потом сыграли ключевую роль в выборе императором Клавдия (Ios. Ant. Iud. XIX. 3. 2). Характерно также, что после убийства Каракаллой его брата Геты солдаты II Парфянского легиона, расположенного в Италии, выражали крайнее возмущение, заявляя, что обещали быть верными и служить обоим сыновьям Севера (Hdn. III. 15. 5; SHA. Carac. 2. 7–8; Geta. 6. 1).