О конкретных мотивах и причинах перехода на сторону врага наши источники дают весьма скудную информацию. Можно предположить, что в большинстве случаев, скорее всего, данная форма предательства была связана со стремлением избежать наказания за совершенные в рядах войска проступки, а также, возможно, с выгодными материальными условиями и более привлекательными политическими предложениями противной стороны. Причиной могла стать и деморализация войска при затянувшейся осаде. Если верить Диону Кассию, во время осады Иерусалима именно из-за этого на сторону иудеев стали переходить некоторые римляне, которых охотно принимали и окружали заботой, даже несмотря на нехватку съестных припасов (Dio Cass. LXV. 5. 4). О каких-то идейных или моральных соображениях, как и в случае дезертирства, говорить не приходится[1337]
.Следует также сказать, что римские военные власти, суровыми мерами борясь с предательством в рядах собственных войск, поощряли переход на свою сторону вражеских воинов. Считалось даже, что «врагу наносят больший урон перебежчики, чем убитые»[1338]
. Вполне вероятно, что подобного мнения придерживались и противники римлян. Именно перебежчики, которым фактически был закрыт обратный ход, чаще всего сражались против «своих» с наибольшим ожесточением[1339]. С этим, в частности, столкнулся Германик во время подавления Панноно-далматского восстания в 9 г. н. э. По сообщению Диона Кассия (LXVI. 15. 1–2), в одной из крепостей множество перебежчиков (αὐτόμολοι), среди которых, вероятно, были и легионеры, даже взбунтовалось против местных, когда те стали склоняться к перемирию.В связи с тем потенциальным уроном, который могли причинить армии transfugae и proditores, понятна суровость установленных для них в римской армии наказаний, которые были призваны предотвратить эти воинские деликты. Объяснимо также и то первостепенное значение, которое римляне всегда придавали возвращению перебежчиков. По завершении военных кампаний это было одним из важных условий заключения мира[1340]
. Так, известно, что при заключении мира с Децебалом после Первой Дакийской войны в 102 г. н. э. царь даков, помимо прочего, должен был выдать перебежчиков и обязывался не укрывать никого из дезертиров и не принимать к себе на службу ни одного воина из пределов Римской державы (как замечает Дион Кассий, «он ведь большую и лучшую часть своего войска набрал оттуда, убеждая людей переходить к нему» [Dio Cass. LXVIII. 9. 5–6]). Правда, эти и другие обязательства по мирному договору так и не были выполнены (Dio Cass. LXVIII. 10. 3), что и привело к возобновлению военных действий. Чем тяжелее были военные действия, тем больше была вероятность появления перебежчиков. Тяжелые Маркоманнские войны в правление Марка Аврелия сопровождались массовым пленением римских подданных и, по всей видимости, наличием большого числа перебежчиков. Во всяком случае, при заключении мира выдача Риму и тех, и других была непременным условием. Сообщающий об этом Дион Кассий пишет о десятках тысяч человек, но не указывает, сколько из них были пленными и сколько – перебежчиками (и какого рода). Интересно замечание историка о том, что квады, возвращая некоторых пленников и перебежчиков, продолжали удерживать у себя их родственников в расчете на то, что ради них выданные снова станут перебежчиками (Dio Cass. LXXII. 13. 3; см. также: Dio Cass. LXXII [LXXI]. 11. 2; LXXII. 11. 3–4; 20. 1; LXXIII [LXXII]. 2. 2). Из этих свидетельств, однако, неясно, кем именно (гражданскими или военными) были названные перебежчики и какова была их судьба после возвращения в пределы Римской империи.