Соглашаясь с этим заключением, отметим, что у юриста времен Септимия Севера Аррия Менандра вполне однозначно подчеркивается сохранение древней нормы: «Более тяжким преступлением является уклонение от воинской повинности, чем домогательство ее»[525]
. Ибо, подчеркивает он, «уклонявшихся от призыва в древности отдавали в рабство как предателей свободы и лишь с распространением добровольного набора в армию отказались от смертной казни». Однако известно, что эти суровые меры применялись не только в ранние времена (Varro ap. Non. 28 L; Val. Max. VI. 3. 4; cp.: Liv. Per. 14; Cic. Pro Caec. 99)[526], но к ним прибегал также и Август после катастрофы легионов Вара (Dio Cass. LVI. 23. 2–3; Suet. Aug. 24. 1). Сурово карались, согласно военно-уголовному праву, и попытки избежать военной службы с помощью членовредительства, а также попытка отца скрыть своего сына от военной службы[527]. Законное освобождение от военной службы (vacatio militiae), кроме vacatio causaria (т. е. по телесной неспособности), могло быть предоставлено в эпоху республики только в случае достижения 50‐летнего возраста или совершения положенного числа кампаний (iusta, emerita stipendia), а также тем лицам, которые занимали жреческие должности (App. B.C. II. 150; Dion. Hal. Ant. Rom. II. 41. 3; Plut. Camil. 41. 6) или отправляли муниципальные магистратуры (lex coloniae Genetivae Iuliae sive Ursonensis – FIRA I № 21, lin. 62; 66) либо имели какие-то особо исключительные заслуги перед государством (Cic. Phil. V. 19; Liv. XXXIX. 19. 4). По решению Адриана и его преемников эта привилегия предоставлялась также риторам, философам, грамматикам и врачам (Dig. 27. 1. 68)[528]. Наличие такого рода норм, относящихся к наказанию за отказ от исполнения воинского долга, конечно, свидетельствует в первую очередь о распространении среди римских граждан нежелания исполнять эту почетную, но рискованную обязанность[529]. Однако эти нормы по своей сути соответствуют базовым принципам гражданско-общинной военной организации, тому, что сами римляне относили к mores maiorum, а само их наличие и воспроизведение в императорском законодательстве подтверждает определенную преемственность в развитии армий республики и принципата с точки зрения принципиальной ориентации не на наемное, а на гражданское по составу войско.