Пулеметная и ружейная стрельба стала чаще, издали прерывистыми волнами доносились крики. Бой, очевидно, разгорался. Карцев посидел, потом отыскал Голицына, и оба стали пробираться к своей роте. Справа донеслось многоголосое «ура». Сквозь деревья было видно, как русские цепи побежали вперед и залегли в ложбинке под горой. Русская артиллерия стреляла редко, по два-три снаряда в минуту. В центре расположения полка Карцев наткнулся на штаб. Уречин смотрел в бинокль и говорил Денисову:
— Ну, так и есть, настоящая укрепленная позиция. Видите — тройной ряд колючей проволоки. Они обещали артиллерийскую подготовку, обещали разрушить проволоку. А там все цело — ни одного прохода! Если даже дойдем, мы останемся висеть на этой проволоке, как шашлык. Андрей Иванович, что говорит штаб дивизии? Хоть два-три десятка снарядов туда!
— Приказывают атаковать, говорят, что артиллерийская подготовка закончена. Зарайский полк уже атакует.
Карцев лег, навел бинокль. Зарайцы действительно подымались по склону к вершине, где в зарослях скрывались неприятельские позиции. Он видел кривые ходы проволоки, низенькие, толстые столбики и между ними сплошную массу злых железных колючек, не поврежденных русскими снарядами. Зарайцы наступали стремительно и смело, уверенные, что проходы в проволоке открыты. Первые из них выскочили почти к самой вершине, залегли и, сразу поднявшись, с криками бросились вперед. Склон у вершины покрылся фигурами атакующих. Теперь они шли в рост, штурмуя в остервенелом порыве. Их крики слышал Карцев и весь дрожал от волнения. Видно было, как атака захлебнулась у проволоки, как растерянно суетились люди и падали на впивавшиеся в их тело колючки. Высокий солдат пытался штыком рвать заграждения, сделал несколько яростных движений и повалился лицом вперед, роняя винтовку. Оставшиеся бежали назад. Колючая проволока покрылась телами. Карцев услышал крики вблизи. Новая рота двигалась на штурм. Солдаты видели всю бесцельность атаки и шли неохотно, с озлобленными лицами. Их подгоняли взводные и офицеры. Толстый штабс-капитан тыкал наганом в солдатские спины.
Весь день полк был в бою. Третий батальон, удачно маскируясь в мелких зарослях и кустах, подобрался к правому флангу германцев. Наступлением руководил Васильев. Девятая рота сделала ложный выпад, солдаты стреляли, до потери голоса кричали «ура» в то время, когда остальные роты готовили главный удар. Васильев шел в цепи с винтовкой. Германцы бежали, отстреливаясь на ходу. Больше двухсот человек было взято в плен. Солдаты с колена били по отступающим. Карцев тащил германский пулемет, не замечая, что у него течет кровь по щеке, задетой пулей. Вдруг струя пулеметного огня резнула по роте. Двое упали, остальные поспешно легли. Вражеский пулемет оказался близко, в кучке деревьев. Его засыпали пулями, но как только солдаты бросились к деревьям, сухое, страшное стрекотание возобновилось и хорошо направленные пули снова полетели над землей.
— Охотников! — закричал Васильев. — Что же мы, из-за этого гаденыша застрянем здесь?
Вызвались пять человек, в их числе — Карцев и Черницкий. Трое двинулись прямо в лоб, стреляя и крича, а Карцев и Черницкий пошли в обход. Припадая к влажной земле, Карцев полз, описывая дугу. По выстрелам он определил, что находится сзади пулемета, и, сделав знак Черницкому, изменил направление. Пулеметные очереди звучали неравномерно — то стремительные, злые, то короткие, обрывающиеся.
— Упорный какой!.. — пробормотал Черницкий. — Он же совсем один!
Теперь они видели пулеметчика. Тот лежал, неловко вытянув ноги, спина зеленым горбом подымалась над пулеметом. Увлеченный своим делом, он не замечал русских, которые были уже в десяти шагах от него. Карцев поднял винтовку, но Черницкий схватил его за плечо, поднялся как барс, бросился на пулеметчика. Германец не вскочил. Лежа, он беспомощно сучил ногами и смотрел на русских. Это был плотный, рыжеватый человек, уже немолодой, с длинным хрящеватым носом. Серые струйки пота катились по его лицу.
Они потащили немца вместе с его пулеметом.
К вечеру полк, захвативший более четырехсот пленных и десять пулеметов, попал под сильный артиллерийский обстрел. Русская артиллерия стреляла совсем редко, малочисленные трехдюймовые орудия не могли состязаться с тяжелой германской артиллерией. Вековые дубы падали, расщепленные гранатами. Русская батарея, стоявшая на опушке, снялась и ушла в тыл: не было снарядов.
Казаков, охранявший правый фланг полка, донес, что Зарайский полк оставил свой участок и отступил. Уречин не хотел верить донесению. Он отправился на правый фланг и вернулся с посеревшим лицом.
— Хотя бы предупредили! — глухо бросил он Денисову. — Неужели полковник Замятин не понимает, что он делает? Ах, сволочь! Я подам на него жалобу!
Денисов усмехнулся.
— Замятин — гвардеец, — сказал он, — родственник генерала Безобразова. Об этом хорошо знают в штабе корпуса. Бесполезно жаловаться…
Уречин хмуро посмотрел на него.