Я обвела палатку лучом фонарика, проверяя, всё ли на месте, – вид знакомых вещей успокаивал. За дни, проведенные на тропе, зеленый купол палатки стал нам домом. Каждый вечер мы раскладывали в нем свои пожитки – это стало своеобразным ритуалом. Вначале самонадувающиеся матрасы, сверху небольшой флисовый плед, потом спальные мешки, потом мы сами, потом рюкзаки – в ноги, возле выхода из палатки. Затем мы распаковывали рюкзаки: походная кухня отправлялась на порог, одежда для тепла раскладывалась по полу, там, где виднелось голое дно палатки, и наконец, фонарик подвешивался на карабин, свисающий с потолка возле входа. После этого я кипятила чай, а Мот читал крошечный томик «Беовульфа» – единственную книгу, которую мы взяли с собой. Вероятно, ритуалы свойственны человеческой природе. Мы инстинктивно пытаемся создать для себя безопасное окружение, прежде чем расслабиться и уснуть. Можем ли мы вообще по-настоящему отдыхать, не чувствуя этой безопасности? Мне больше не на что было опереться, лежа в палатке где-то на берегу моря, рядом со смертельно больным человеком, который страдал от синдрома отмены препарата, оказывающего угнетающее действие на ЦНС – в США этот препарат признан веществом строгого учета пятого класса, а в Великобритании все еще оставался вне категорий.
Я прижалась к Моту, чтобы согреть его, и всю ночь провела, включая и выключая фонарик, представляя себе, как двести лет назад на это мигание могли бы приплыть контрабандисты. Когда в палатку проник первый тусклый свет, я поняла, что поспать мне сегодня не удастся. Зато Мот наконец затих и дышал глубоко и спокойно. Я бесшумно выбралась из спальника и расстегнула молнию на двери, но ухитрилась запнуться о порог и выпасть из палатки, по пути сломав ножку походной горелки. Мои ночные упражнения с фонариком не принесли желаемого результата: ящика с ромом мне никто не оставил, а он бы мне сейчас очень пригодился!
Мот проснулся только в девять утра, я как раз пыталась починить ножку горелки с помощью мотка пластыря. Он перестал трястись, но у него раскалывалась голова и болели суставы, а плечо ныло сильнее обычного. Я вскипятила нам чаю, потом еще раз, а затем отправилась к ручью за водой. Кружки горячего чая стали нашим спасением. Вначале теплый бодрящий напиток помогал нам успокоить измученные нервы, что было само по себе бесценно, но теперь чай еще и отчасти заменял еду. Мне было не до того, чтобы складывать палатку, а Мот был слишком слаб, и я решила, что уберу ее, если кто-то придет нас прогонять. Лужицы воды, оставшиеся в выбоинах на скалах после отлива, идеально подходили для стирки, и я перестирала всю нашу одежду. Запах исчез, но из-за соли вещи высохли жесткими и липковатыми. Маникюрными ножницами я обрезала порванные леггинсы по колено, чтобы получились шорты, и разложила все сушиться на камнях.
Байдфордский черный уходил в море ребристым плато – не то стиральная доска, не то волокнистая мышца суши; в узких щелях между пластами блестящей гладкой породы собирались темные лужицы соленой воды. На их поверхности играло солнце, но когда я опустила в воду руку, чтобы пощупать холодный камень на дне, я его не достала: отверстие уходило все глубже и глубже, причем одновременно становилось шире. Ни крабов, ни аммонитов, а глубокий, таинственный ход, возможно, в целую систему неизвестных подземных пещер, где обитают загадочные существа. При мысли о том, что может скрываться у меня под ногами, мне стало не по себе. Я вернулась на пляж, собрала пла́вник и развела небольшой костер. Вечер становился все прохладнее, я понемногу подбрасывала ветки в огонь, а Мот, завернутый в спальный мешок, прижался ко мне и дрожал. Эту ночь я тоже провела с фонариком в руках.
На рассвете, бродя по пляжу, я снова собирала ветки для костра. На скалах, среди колючей травы и розовых цветов армерии, кто-то построил шалаш из веток и выброшенного на берег мусора. Внутри стояли скамейки, а снаружи висели водоросли. Я увлеченно играла в домик, украшая водоросли ракушками, когда ко мне осторожно подошел Мот с двумя полными чашками чая в руках. Я взяла чашки, и мы присели внутри.
– Добро пожаловать домой, Рэй! Как тебе нравится наше новое жилище?
– Оно прекрасно. Мне всегда хотелось, чтобы в доме было много света и вид на море.
– Может, нам вернуться в Уэльс, поселиться где-нибудь в палатке и умолять городские власти выделить нам жилье? Или просто останемся тут, обустроим шалаш, будем жить на пляже? В смысле, что мы планируем делать, когда поход кончится? – Вот и прозвучал тот самый вопрос, который мы предпочитали не произносить вслух. Что мы будем делать?
– Я не знаю.