Солги обо мне. Том второй

Только спустя какое-то время, когда даже всех моих мобилизованных внутренних ресурсов недостаточно, чтобы продолжаться держаться на ногах, Абрамов снова заводит меня в кабинет. Но на этот раз не в свой, а в какую-то крохотную комнатушку, в которой из всей мебели - только одна кушетка и пара стульев.

У окна стоит Олег.

Курит.

Я уже очень давно не видела его за этим занятием. Но, судя по дыму, которым затянуто все пространство, это далеко не первая его сигарета.

Интересно, что будет дальше?

Абрамов, меняя тон с пренебрежительного (которым говорил со мной) на заискивающий, отчитывается о результатах. Называет мой срок, и я замечаю только, как напрягается и краснеет шея Олега, а сам он резко тычет окурок прямо в пластиковый подоконник. Еще бы, он ведь хозяин, ему можно даже на головы наделать всем присутствующим по очереди - и никто ничего ему не скажет. Может, даже будут просить добавки.

— Рекомендации? - коротко интересуется муж, доставая из пачки новую сигарету и закуривая ее уже с совершенно невозмутимым видом.

Я не ждала от него никаких эмоций, но почему-то этот подчеркнутый холод неприятно подбивает поры моей, с таким трудом выстроенной, уверенности.

— У нее поздний срок, - говорит Абрамов и бубнит еще что-то, но часть его слов тонет в платке, которым он промокает то мокрый от пота лоб, то трясущиеся губы.

Олег поглядывает на него через плечо - и докторишка продолжает пересказывать весь анамнез. И про мой резус фактор, и про обнаруженные в крови какие-то антитела, что указывает на наличие у ребенка положительного резус-фактора. Я мало в этом смыслю, но помню, что, когда Алёна ходила беременная, она очень переживала, что у них с Сергеем разные резусы, и доктора специально держали ее на контроле, пару раз за всю беременность делая соответствующие анализы. Потому что разный резус матери и плода может грозить либо выкидышем, либо очень сильными осложнениями для женщины.

— Не надо, пожалуйста, - говорю шепотом, хотя ни на что уже не надеюсь и ни во что не верю. - Это же просто… ребенок. Он ни в чем не виноват. Я буду… Я сделаю все, что ты скажешь, только, умоляю…

Картинка английской королевы, которая поднимается на эшафот с гордо поднятой головой, стремительно покрывается рябью и испаряется из моей головы.

— Можно быстрее? - раздраженно поторапливает Олег - и Абрамов, откашлявшись, продолжает.

— Учитывая все возможные осложнения, а также угрозу жизни матери, я предлагаю сделать медикаментозный аборт. Необходимо будет оформить все документы и еще раз проверить, но…

— Пожалуйста, Олег. - Я опираюсь на стену, потому что ноги подкашиваются, словно из меня вытащили все до единой кости. Если бы мое падение ему в ноги хотя бы что-то решало - я бы давно это сделала. Я бы слизывала пыль с его обуви, если бы это помогло сохранить жизнь ребенку. Но Олега все это только разозлит. - Я буду всем, чем ты захочешь. Только, умоляю, пощади… ребенка.

Олег разворачивается так резко, что Абрамов отскакивает от меня, словно ужаленный.

Мне же хватает выдержки даже не шелохнуться, когда муж сжимает мои щеки в ладони, нарочно вдавливая пальцы так глубоко, чтобы я чувствовала, как под напором зубы рвут тонкую кожу слизистой рта. Несколько долгих секунд мы просто смотрим друг на друга. Я почти физически чувствую его липкий взгляд на своем лице, как будто он пытается отыскать лазейку, чтобы проникнуть внутрь меня самой, отыскать там мои истинные намерения.

— Ты так дорожишь эти ребенком? - тихо спрашивает он.

Даже странно, что назвал его ребенком, а не выродком. Кажется, именно это слово он безмолвно пробовал на вкус.

Какой ответ он ждет, если правильного ответа нет и быть не может? Если я скажу, что жизнь маленькой жизни внутри меня стоит всей моей - Олег отберет ее. Если скажу, что не стоит - он поступит точно так же.

Это тупик.

Грамотный и коварный.

— Я никогда тебе не прощу, если ты его отберешь, - говорю в открытую. Некоторые ситуации требуют идти ва-банк. - И ты меня потеряешь. Неважно, как и когда, но я все равно это сделаю. Откушу себе язык и захлебнусь кровью, если понадобится. Но меня ты не получишь.

— Снова шантаж, Ника? - Тьма в буквальном смысле пеленой ложится на лицо Олега, но выглядит он так, будто только сейчас, наконец, снял маску. - Я уже и так тебя купил. И явно переплатил. Самое время подумать, во сколько мне обойдется скрытый брак. А как тебе такое предложение: я просто продам тебя в какой-то подпольный турецкий бордель и верну обратно хотя бы часть своих вложений? Говорят, есть особенный сорт клиентов, которые готовы платить очень много за беременных проституток. Или… за младенцев.

В глазах темнеет.

Пальцы окончательно теряют хватку, и я обессилено оседаю на пол, превращаясь в податливую лужу прямо у начищенных до блеска туфель этого монстра.

— Я очень тебя прошу. - Хочется плакать, но слезы закончились еще в прошлой жизни. - Прояви милосердие. Последний раз.

— Милосердие, девочка? К тебе? - Олег кладет ладонь мне на макушку и гладит по волосам примерно так же, как он гладил бы свою провинившуюся борзую. - Милосердие… В обмен на тебя? Опять?