Солги обо мне. Том второй

Поворачиваюсь и вопросительно поднимаю бровь. Сегодня пришлось нарушить свое давнее обещание никогда не обращаться к связям матери, но другого выхода не было. Абрамов сейчас на каких-то заморских курортах, в том числе - организованных за мой счет, а вызывать к Нике обычного женского врача было бы слишком рискованно. Женщины могут люто ненавидеть друг друга, поливать грязью в спину и впрыскивать лошадиные дозы желчи, но как только дело доходит до того, чтобы осложнить жизнь мужчине - они сразу превращаются в лучших подруг, кружок бойскаутов и маленькую, вооружённую шпильками армию. А я не могу себе позволить так рисковать. После стольких недель поисков, после того, как она чуть не выскользнула в окно, я больше не буду лохом.

Тамара - подруга моей матери. Классическая стерва, уложившая в могилу трех мужей и, насколько мне известно, стоит на пороге четвертого вдовства. Когда она овдовела во второй раз, именно я оплатил саблезубого адвоката, чтобы Тамара прибрала к рукам все наследство богатенького покойничка, оставив ни с чем двух его детей. Грызня была потрясающая, кстати.

— У нее сильнее обезвоживание и первая стадия анорексии.

— Сделай с этим все, что нужно, - отмахиваюсь от громких слов и страшных диагнозов. - Капельницы, таблетки, волшебные уколы, витамины… Что там еще нужно, чтобы поставить мою жену на ноги.

Тамара заталкивает ладони в карманы темного кардигана, изображая что-то похожее на позу, ну, или как правильно назвать выражение лица а-ля «о чем ты недоговариваешь?»

— Ника - моя жена, я хочу, чтобы она не позорила меня своим видом драной кошки.

— И поэтому ты привез ее домой, а не в больницу?

— Ты же знаешь эти больницы - будут капать глюкозу на отъебись.

Выражение лица Тамары абсолютно не меняется.

Ладно, самое время напомнить о том, что жизнь длинная, земля круглая и ей еще может понадобиться моя помощь.

— Я хочу, чтобы моя жена находилась в максимально комфортных условиях, - растягиваю губы в абсолютно фальшивой улыбке. - Она молодая и иногда делает глупости, которые могут причинять вред ее здоровью. Вот как сейчас, например. Отныне все, что с ней происходит, будет полностью на моем контроле: я хочу знать, что в нее капают, вливают, что ей скармливают, чем лечат и как лечат. И я должен знать, что это делается на высшем уровне и полностью меня удовлетворяет.

— Тебя? - Тамара тоже улыбается.

— В свою очередь, человек, который будет мониторить состояние моей жены, должен понимать, что от него требуется и не задавать лишних вопросов. Потому что… рука руку моет, так, кажется, говорит медицинская братия?

— Не уверена, что медицинская, - ворчит она, но вопросы не по теме на этом заканчиваются. - Ты же понимаешь, что ей нужна хорошая диагностика, потому что даже опытные врачи не могут ставить диагноз по одному внешнему виду.

— Не думаю, что с ней что-то серьезное. - Как бы не неприятно было это признавать, но вряд ли Сабуров морил ее голодом. Все, что Ника с собой сделала - она сделала самостоятельно и добровольно. Почему? Хороший вопрос. - Просто пусть она снова превратится в человека. Это, блядь, тебе по силам или мне искать другого неболтливого и исполнительного врача?

Тамара закатывает глаза, берет телефон и кому-то на том конце связи начинает диктовать длинный список разных медицинских приблуд. Названия все равно ни о чем мне не говорят, так что я пользуюсь возможностью, чтобы заглянуть к моей непослушной птичке.

Ника лежит ровно посередине кровати в нашей спальне, и ее распахнутый взгляд устремлен в потолок. Она даже никак не реагирует на мое появление.

Осматриваю комнату, отмечая предметы, которыми она могла бы причинить себе вред: окна я предусмотрительно закрыл наглухо и снял ручки, с туалетного столика убрал стеклянные бутылочки с парфюмом, фарфоровые статуэтки и даже ракушки сгреб в ящик стола, который запер на ключ. Конечно, если бы Нике очень захотелось «сбежать», она бы нашла уйму способов, как это сделать даже при помощи наволочки или кожаного пояса в шкафу, но для этого ей все равно потребуется время. А я больше не позволю ей роскоши быть наедине с собой.

— И так, - я прикидываю, какой тон лучше выбрать для следующего этапа моего плана, и останавливаюсь на официально нейтральном, - самое время обсудить преступление и наказание.

Ника даже не моргает.

Руки - тощие, синюшные и костлявые - неподвижно лежат вдоль тела поверх одеяла. Она похожа на покойника больше чем покойник.

Моя птичка явно не похожа на человека, готового вести разговор, но и я особо не рассчитывал на ее понимание и рвение установить контакт. Она ведь не для того столько недель пряталась от меня на другом конце мира, чтобы вдруг встретить с распростертыми объятиями.

Но все же Тамара права - выглядит Ника действительно плохо.

Интересно, связано это только с последствиями перенесенной операции или еще с чем-то? И где, к слову, мой «лучший друг»?