И снова почти ничего не чувствую, потому что даже на полу продолжаю лежать в той же неестественной позе замороженной рыбы. Только судорожно скребу ногтями пол, наивно веря, что где-то здесь вдруг окажется волшебный люк в другой мир.
Олег кружит рядом словно коршун. Я вижу начищенные до тошнотворного блеска носки его туфлей и вспоминаю, что у него всегда была какая-то маниакальная тяга именно к чистоте. Поэтому он никогда не доверял мне гладить и стирать его одежду, хотя я, помня мамины наставления, первое время пыталась изображать заботливую жену. А потом Олег как-то просто отобрал у меня рубашку, которую я прилежно потащила в стирку, и в свойственной ему дотошной манере объяснил, что я не прачка и, если кто-то узнает, что он заставляет свою жену стирать - его поднимут на смех. Для этого у него была собственная «девочка» в химчистке, которая лично занималась всей нашей стиркой, делала все в самые короткие сроки и перезванивала, как только все было готово. Тогда мне казалось это еще одной частью его «заботы», но почему-то только сейчас я понимаю, что на самом деле Олег просто не хотел носить недостаточно вылизанную и выглаженную мной одежду.
Я больше не пытаюсь встать и даже не срываю ногти в тщетных попытках выцарапать фантастический портал на свободу. Просто лежу и жду, когда муж пресытится собственным театральным представлением и перейдет к той части разговора, которая включает в себя прямое физическое воздействие.
Может быть, на этот раз Олег сделает что-то не так и придушит меня с концами?
Почему я не сделала тот единственный шаг на минуту раньше?
Покружив рядом еще пару минут, он останавливается, наклоняется и берет меня на руки. Я вяло изображаю попытки вырваться - все равно это невозможно, он больше и сильнее, а я после падения не чувствую и не могу контролировать большую часть своего тела. Руки плетьми болтаются в воздухе, пока Олег несет меня в коридор.
— Девочка, ты совсем себя довела, - прищелкивает языком он и, если бы я не знала его достаточно хорошо, то обязательно бы клюнула на эту доброту и заботу.
Какой-то крохотной глупой частичке меня даже сейчас хочется верить, что в нем проснулась человечность - и он просто отвезет меня в больницу, а потом, наконец, навсегда исчезнет из моей жизни. Но это было бы слишком даже для розовых романтических историй, а наша с ним «сказка» больше похожа на сценарий к «Пиле».
Хотя, какое это имеет значение?
Моя жизнь больше не имеет смысла, она выдохнула и погасла, хотя над фитилем еще дрожит жалкая ниточка дыма.
— Тебя нужно показать врачу, девочка, это совсем никуда не годится, - продолжает хлопотать Олег.
— Я тебя… - еле ворочаю языком, - … ненавижу.
Может, если разозлить его слишком сильно, он не сдержится и все-таки свернет мне шею? Никакой исход собственной агонии уже не кажется ни пугающим, ни болезненным. Даже если Олег окончательно свихнется и просто размозжит мне голову чем-то тяжелым - какая разница? Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось.
В голове почему-то начинает вертеться строчка из песни.
«Может быть… в следующей жизни… когда я стану кошкой…»
— Ты никогда не умела выражать свои чувства правильно, Ника. - Голос Олег наполнен снисходительностью чуть больше, чем полностью. - Всегда так категорична и прямолинейна. Ты знаешь, что в наше время прямолинейность не в моде?
«Просто сделай это», - обращаюсь к нему мысленно.
Но он выносит меня за порог, пинком захлопывая дверь.
Вздрагиваю от слишком резкого звука и вдруг понимаю, что как бы дальше ни сложилась моя жизнь, продлится она еще тридцать минут или только секунду - я больше не вернусь в эту квартиру.
Единственное место, где я была счастлива по-настоящему первый раз в жизни.
Глава двадцать пятая: Юпитер
Глава двадцать пятая: Юпитер
Я бы, конечно, предпочел вверить Нику заботам Абрамова, но на этот раз ситуация слишком критическая, и каждый шаг, вместе с его возможными и даже невозможными последствиями, приходится продумывать наперед.
Моя маленькая непослушная девочка собиралась сбежать. Уйти туда, откуда я уже никогда и никакими способами не смог бы ее достать. К сожалению. Почему люди придумали так много способов убивать друг друга, и ни одного - чтобы воскресить? У меня есть ответ на этот сакральный вопрос: в нашей природе заложена тяга к причинению боли и разрушению. И пока основная быдло-масса изображает заек и призывает к миру во всем мире, единицам - как я, например - хватило смелости принять в себе свои самые естественные природные потребности. Но, конечно, именно нас называют извращенцами, садистами и новомодным нынче словом - абьюзер.
— Олег? - Мои размышления, которым я предаюсь, разглядывая в окно рваные серые облака, прерывает сухой женский голос.