Солёный ветер (СИ)

Чонгук вдруг запускает руку под пальто и, извлекая заправленный под ремень джинсов пистолет, протягивает его ей. Он всё ещё не сводит взгляда с дороги, а потому Инён на некоторое время теряется, не понимая, как должна поступить. Но потом всё же берёт его в руки и тут же взглядом натыкается на едва заметные инициалы, выгравированные на нём. И делает это лишь по той причине, что перед этим ощущает их пальцами.

— Это же… — потрясённо выдыхает она, рассматривая оружие со всех сторон.

— Да, — тут же кивает Чонгук. — Отцовский.

— Но почему он у тебя? — хмурится Инён.

А потом, видя, как сжимает челюсть Чонгук, и как многозначительно двигается кадык на его шее, вдруг понимает и без того очевидное.

— Быть не может…

— Утешишь меня, нуна? — снова веселится он, и Инён поднимает на него неверящий взгляд.

— Почему ты улыбаешься?

— Мне плакать? — хмыкает Чонгук, переводя на неё взгляд. — Шесть лет прошло. Уж прости, что разочаровываю, но выплакал всё возможное я ещё лет пять назад.

— Шесть лет, — эхом повторяет за ним девушка и, чувствуя, как в глазах собираются слёзы, опускает голову и пальцами скользит по инициалам. — Папа даже ничего не сказал.

— Не злись на него, — просит Чонгук, а потом вдруг хмыкает, и Инён вздрагивает от неожиданности, когда её скулы касаются его пальцы. — Столько лет прошло, а я всё ещё ненавижу, когда ты плачешь. Так что прекращай.

— Извини, — нелепо смеётся девушка и швыркает носом, растирая по щекам неожиданные слёзы.

— Просил ведь не извиняться, — морщится Чонгук. — Нуна ещё и глупая.

— Эй!

Парень смеётся, бросая на неё короткие взгляды, и на четвёртый из них Инён улыбается и сама, неожиданно вдруг ощущая всё то, что не ощущала уже долгих тринадцать лет. То чувство неподдельного уюта, лёгкости, а ещё тайны — той самой, о которой знают только двое. И Со Инён это откровенно пугает.

— Куда мы едем?

— Тебе нельзя возвращаться домой.

— Я понимаю это лучше, чем ты думаешь, — отвечает она, пряча руки в карманы короткой куртки. — Именно поэтому и спрашиваю.

— Мы едем туда, где тебе понравится, — усмехается парень.

А спустя ещё полчаса, вылезая из машины и опуская обутые в кроссовки ноги на песок, Инён понимает, что Чонгук не соврал. Она морщится от липнущих к лицу волос и старательно отводит их в сторону, смотря на чёрное море, что расположилось буквально в нескольких шагах от них, и не без удовольствия делает глубокий вдох.

— Воздух такой солёный, — делится она, не в силах справиться с расплывающейся по губам улыбкой.

— В тебе не изменилось многое, — замечает Чонгук, локтями упираясь в крышу машины и смотря на неё. — Сколько не дышал всё детство, никак не мог понять, почему он кажется тебе солёным. Воздух как воздух.

Инён едва справляется с волосами и, спрятав их под воротник бомбера и заправив за уши, двигается в сторону столь манящей воды, содрогаясь от холода.

— Это потому что ты бесчувственный чурбан, — отвечает она, повышая голос, чтобы он её расслышал. — Только люди с тонкой душевной организацией могут это ощутить.

Со Инён чувствует себя престранно, ведь так близка к воде впервые за тринадцать лет. Это так нелепо — не видеть моря, живя в Корее, а ещё неловко — потому что каждый раз, когда она так к нему близка, к ней близок Чон Чонгук.

Инён хорошо помнит, как он раз за разом хватал её за руку и тащил за собой, заставляя становиться соучастницей всех побегов из дома, а потом всегда сидел где-то поблизости, пока она бродила по песку, будучи не в состоянии надышаться этим солёным воздухом. Их находили снова и снова, притаскивая домой едва ли не за шкирки, и если Инён смиренно сидела на стуле перед их отцами, сложив на колени руки и внемля каждому их слову, то Чонгук ходил по комнате, фыркая на каждое замечание и скрещивая руки на груди. Отец никогда не упускал шанса напомнить ей, что она — старшая, а потому ей следует быть куда более разумной и не позволять помыкать собой младшему. А потом, когда ей было девять, он под громкий смех дяди Сонши во все глаза уставился на молодого господина Чона, заявившего, что женится на ней, едва вырастет, и выгонит его из дома, если он не перестанет.

Инён прыскает, вспоминая это, а потом вздрагивает едва заметно, когда на плечи её опускается чёрное пальто, чужая грудь прижимается к спине, руки обхватывают плечи, а виска касается тёплое дыхание.

— Ну и что ты делаешь?

— А на что это похоже? — хмыкает Чонгук. — Наверное, танцую джигу.

Инён закатывает глаза, но рук его не скидывает, да и сама не отодвигается ни на шаг.

— Разве я не заслужил? — спрашивает он, не дождавшись никакого ответа, а затем тянет наигранно-плаксивым тоном: — Мне было так страшно, нуна, аж коленки тряслись. Они ведь могли меня убить.

— Не придумывай, — фыркает она. — Этот Чхве Сыльмин не был похож на того, кто пойдёт на подобное. Он наверняка знал, что твоя смерть принесёт ему большие проблемы.

— Могла бы просто сказать, что очень бы расстроилась в таком случае, — смеётся он, своим дыханием, бьющимся о её висок, заставляя кровь скорее двигаться по венам. — Такая жестокая.

— Замёрзнешь, — констатирует Инён.