Она прикрывает глаза и прячет лицо в ладонях, локтями упираясь в худые коленки, и почти тут же ощущает, как рядом с ней присаживается отец. Инён узнаёт его по характерному дыханию, знакомому с раннего детства, и запаху туалетной воды, которую он не меняет вот уже несколько лет. Он протягивает ей стаканчик с горячим шоколадом — наверняка из ближайшего кофейного автомата, — но девушка лишь отрицательно качает головой. Она в любой другой момент обязательно согласилась бы на напиток, ощущая к нему огромную страсть и обожая даже больше, чем обычный кофе, однако именно сейчас чувствует ужасную тошноту от одного только его вида. Со Минсок совершенно не настаивает, просто отставляет стаканчик в сторону и тоже локтями упирается в колени, сильно наклоняясь корпусом вперёд.
— Знаешь, — вздыхает он, — я бы хотел сказать, что с Чонгуком никогда такого не произойдёт, но не хочу обманывать тебя. Одной судьбе только известно, что каждому из нас уготовано.
Инён тут же подаётся вбок и привычно устраивает голову на сильном плече, а мужчина в ответ обхватывает её рукой и прижимает к себе сильнее. Она только теперь понимает, как сильно ей этого не хватало — они с отцом стали подозрительно «не-близки», едва только в её жизни появился Чонгук. Этот парень вообще вытеснил собой из её повседневности почти всё, расположился там совершенно один и устроился с максимальным комфортом, обложившись подушками.
— Кажется, я начинаю понимать, почему ты был против, — шепчет она, улыбаясь просто для того, чтобы не расплакаться снова. — Это так страшно, что мне кажется, будто я не справлюсь. Я не похожа на Риан и Ёнджи, они обе такие потрясающие, совершенно ничего не боятся и гордятся своими мужьями. Но едва только я подумаю о том, чем занимается Чонгук, меня в дрожь бросает, потому что это полностью противоречит всей моей сущности, понимаешь? Я думала, что я справлюсь, думала, что просто буду воспринимать всё то, что происходит с Чонгуком за пределами дома так, словно это происходит не с ним. Но это слишком тяжело. Непомерно.
Мужчина вздыхает, а Инён думает, что она на самом деле не такая уж и взрослая, если по-прежнему вываливает на отца свои проблемы, надеясь на то, что он их решит. Это глупо и смешно, но одновременно с тем словно бы разумно, ведь он для неё — всё ещё тот самый «единственный и дорогой», которому веришь и доверяешь полностью, несмотря даже на то, сколько всего он умудрился от неё скрыть.
— Не стоит сравнивать себя с жёнами Кимов, Инён, — замечает он с какой-то грустной улыбкой. — Они обе выросли в этой среде, с детства знали, с чем имеют дело. Риан вполне могла стать главой семьи, не спаси её Чимин, родившись на несколько лет раньше. А Ёнджи и вовсе знает всю подноготную, знает, как замарать руки по локоть, как опасаться за собственную жизнь каждую минуту и спать в страхе за жизнь близких. Ты лучше, потому что ничего из этого не знаешь. И Чонгук так тянется к тебе именно поэтому, — Со Минсок усмехается и добавляет: — Как бы странно это не звучало, но это болезнь большинства мужчин из подобной среды.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты замечала когда-нибудь, как сорняки тянутся к красивым породистым цветам? — Инён кивает, хотя не совсем понимает, о чём отец говорит. — Вот и Чонгук, как сорняк, тянется к тебе, красивой розе, потому что ты отличаешься, кажешься лучше, светлее и чище. Страсть плохих парней к хорошим девочкам выдумали не дорамы и не книги, это выдумала жизнь, решив, видимо, доставить вам проблемы. Когда-то так потянулся к Хеми отец Чонгука, когда-то так потянулся к твоей матери я. И это лишь ближайшие примеры.
— Хочешь сказать, это — закономерность? — усмехается слабо Инён. — И если бы не я, Чонгук нашёл бы себе какую-нибудь библиотекаршу или вроде того?
— Боюсь, этот пацан нашёл бы тебя в любом случае. Как бы я не старался тебя спрятать.
Инён замирает, ошарашенная шокирующим признанием, а потом, зацепившись неожиданно за воспоминание о том, с каким упорством отец пропагандировал учёбу в Штатах, отсчитывает год гибели дяди Сонши и неожиданно всё понимает. Она отрывает голову от плеча мужчины, внимательно вглядывается в его глаза и по-особенному виновато поджатые губы, а затем спрашивает, хотя правду услышать отчасти опасается:
— Скажи честно, — приходится сглотнуть, потому что во рту резко становится сухо, — для чего ты на самом деле отправил меня в Америку?
Со Минсок улыбается, ладонью проходясь по её волосам, заправляет за ухо прядь и отвечает:
— Хотел как можно более успешно скрыть то, чем занимаюсь.
— Честно, — напоминает Инён, и отец вздыхает.
— Не хотел, чтобы вы с Чонгуком встретились, — поджимает он губы, — почему-то был уверен в том, что всё так и закончится.