Солнечная магия

Присутствующих было на удивление мало, всего лишь несколько горожан наблюдали за тем, как стражники подкрашивают низкий помост плахи, издавна стоящей на главной площади Лаверикса. Лица стражников были растерянными – все разумные люди уже покинули город, а им приходилось торчать тут. Такие мрачные события, как взлет Чертова Наперстка и возникшая вследствие этого дыра, которая поглотила некоторое количество городских кварталов, происходят не часто и не сулят ничего хорошего в ближайшем будущем. Молодой палача тоже очень хотел оказаться сейчас где-нибудь подальше отсюда, причем, желательно, в таком месте, где нет ничего острого. Совсем ничего.

Лучи Князя-Солнца озарили поверхность того, что лежало рядом с Закладом на пеньке, стоявшем посередине плахи. Глубоко вздохнув, Тавот сказал сам себе: “Что ж, я должен опять посмотреть на НЕГО!” – и медленно, очень медленно и печально обернулся.

На пеньке лежал Малыш Рубака, огромный обоюдоострый топор.

Из-за платформы раздались шаги, и Заклад с облегчением отвел взгляд. Лягуш Топ-Ганка остановился возле плахи, и что-то тихо обсуждающие стражники примолкли.

– Сто такое? – просюсюкало Ганка, увидев Тавота. – Нас малыс не любит остренького?

Топ, который вообще был очень смешливый, заухал, содрогаясь всем телом и раздувая спрятанный под камзолом дыхательный пузырь. Бархатное седло угрожающе запрыгало на его плече.

– Осторожнее! – пискнуло Ганка, цепляясь лапками за голову Топа. Заклад Тавот, добрейший из людей, криво улыбнулся и про себя пожелал им обоим медленной и мучительной смерти.

* * *

На расстоянии двух кварталов от дворца в глухом тупичке Жур Харлик выстроил своих людей и пересчитал их по головам. Получилось пятнадцать бунтовщиков, а если считать Бодена Дэвидсона, то восемнадцать (потому что рыцарь был на коне и с ног до головы закован в местами проржавевшие, тяжелые латы и потому, по мнению Харлика, стоил троих). Рыцарь был вооружен очень длинным и очень тяжелым копьем, а все остальные – мечами и пращами, короткими широкими полосками из мягкой кожи, при помощи которых можно было метать разные предметы. Ростовщик Нилсон с ними не пошел, объяснив это тем, что его дело оплачивать революции, а не участвовать в них. Участие ростовщика пока что выразилось в следующем: он купил ржавые доспехи, выделил здоровенного задумчивого першерона, на котором ехал рыцарь, и старую как мироздание клячу, которая тянула за собой телегу с порохом. А еще купил копье для Дэвидсона и пращи для остальных (Жур хотел, чтобы их вооружили арбалетами или хотя бы луками, но пращи стоили дешевле). Старую клячу теперь потевший от страха бунтовщик вел под уздцы вслед за отрядом.

– Наше дело правое! – заявил Жур Харлик соратникам. – Лаверикс стонет под игом графа и колдуна! Элита города, цвет рыцарства… – Он показал в сторону возвышавшегося над всеми рыцаря… – с нами! Мы идем на дворец с чистым сердцем и, так сказать, поднятым забралом!

Из всех присутствующих забрало имелось в наличии лишь у Дэвидсона, который, не смотря на жару, поднимать его как раз не спешил.

– Ббех боббабаю! – донеслось из-под массивного, размером с десятилитровое ведро, шлема.

– Вы слышали? – Харлик многозначительно кивнул. – И тут он прав! – Бывший начальник дворцовой стражи, встав на цыпочки, указательным пальцем приподнял рыцарское забрало. – Повторите еще раз, сэр рыцарь, ваши пламенные слова!

– Всех покромсаю! – с готовностью повторил Боден.

– И это будет правильно, – согласился Жур Харлик. – Вперед, братья!

* * *

На том рынке на краю Лаверикса, где два дня назад ростовщик Нилсон покупал для рыцаря доспехи, а Кукса с Бобриком приобрели фургон и Боя, толпились продавцы и покупатели. Вдруг находившиеся сейчас на краю рынка, ближе к дороге, услышали быстро приближающийся шелест, который заглушил другие звуки. Множество голов повернулось в ту сторону. Взглядам людей предстало нечто, сопровождаемое клубами пыли, которое стремительно неслось по дороге. Если приглядеться, то можно было разглядеть в пыли диковинную птицу с длинными ногами и шеей. На ее спине, наклонившись вперед и нагнув головы, сидели две фигуры.

Кукса колотила пятками по бокам страуса. Она обеими руками держалась за Бобрика, который в свою очередь держался за рыжий хохолок на голове Боя. Ноги птицы двигались с такой скоростью, что были сейчас похожи на два серых колеса со стремительно крутящимися спицами. Поднятая с дороги пыль тянулась за ним длинным густым шлейфом.