Солнечная палитра

А порой мерещилось ему иное: построят на той же горе не Народный театр, а народную Академию художеств. Поселятся там художники, конечно, молодежь — бескорыстная, отзывчивая, вдохновенная. Старые, опытные мастера будут учить, а молодые внимать мудрым советам.

И пойдут учителя и ученики со своими этюдниками на берега Оки-красавицы. Разве найдется другое столь же прекрасное место, где можно так плодотворно писать этюды?

Иногда Василий Дмитриевич, словно вспомнив что-то, вставал из-за стола, зажигал фонарь и шел к крытому переходу в безмолвный, погруженный в глубокий сон Большой дом.

Он подходил к лестнице, ведущей на второй этаж, его рука привычно тянулась к одной из репродукций великих западноевропейских мастеров; осторожно, чтобы не разбить стекло, он снимал ее, приносил дочерям и сыну, садился за стол и начинал рассказывать.

Память у него была поразительная! Он так живо и подробно говорил о творчестве любого мастера, точно совсем недавно видел его произведения.

Сын, Дмитрий Васильевич, систематически записывал в толстую тетрадь высказывания отца об отдельных художниках, об искусстве. Несколько страниц он записал об Александре Иванове.

Василий Дмитриевич постоянно думал о любимом художнике, чье влияние прошло через весь его творческий путь. Как-то он написал Кандаурову:

«Я очень мечтаю съездить в Москву, посмотреть перед концом, который не за горами, Иванова и другие картины. В Москве теперь сосредоточено много галерей…»

Этому желанию Василия Дмитриевича не суждено было сбыться.

33. Последние годы

Имя Василия Дмитриевича Поленова дорого новой России не только как имя одного из крупнейших представителей русской художественной культуры, но и как имя человека, весьма рано поставившего перед собой задачи распространения этой культуры в широких массах…

В программу нашей партии поставлено требование сделать искусство, служившее до сих пор только высшим классам, достоянием широких масс, и в этом деле (мы никогда не забудем этого) мы всегда являемся продолжателями того пути, на который первым столь уверенной стопой вступил Василий Дмитриевич…

А. В. Луначарский. Из поздравительного письма от имени Наркомпроса

Приближалось 1 июня 1924 года — день восьмидесятилетия Василия Дмитриевича. Родные и врачи опасались, как он перенесет неминуемое волнение, связанное с празднованием юбилея.

В Третьяковской галерее была организована выставка его произведений. Сам он в Москву на торжественное заседание приехать не смог. Но старые друзья, знакомые и родные прибыли в Борок. Было получено множество поздравительных писем и телеграмм от учреждений и частных лиц, в том числе от художников Репина, Васнецова, Нестерова, Остроухова.

Репин прислал телеграмму и одновременно написал Остроухову:

«Вот к Поленову в Бёхово я бы поехал с большой радостью, но невозможно. Как я рад, что Поленов здоров и бодр — молодец, молодец… Я бесконечно жалею, что не побывал у них в Бёхове. У него было бы что посмотреть, начиная с дома и построек. Ведь он архитектор, да еще какой… недаром мужики-бёховцы называли его „Василий Дмитриевич — строитель…“»

День юбилея был жаркий, солнечный. Василий Дмитриевич, в белой блузе, с белой головой, под руку с дочерью Наташей вышел на крыльцо встречать депутации взрослых и детей с цветами и адресами. Все были одеты в белые платья. Из Тарусы прибыл хор любителей и запел его романсы. Дряхлость художника словно исчезла. Он весь преобразился.

— Я слышу музыку! Прекрасно слышу. А я думал, что совсем оглох! — воскликнул он. — Мне очень полезен юбилей: я помолодел на десять лет!

Вышло два постановления Совета Народных Комиссаров РСФСР. В одном из них Василию Дмитриевичу и его семье было предоставлено «право пожизненного пользования усадьбой Борок»; в другом: «В ознаменование выдающегося значения деятельности художника Поленова В. Д. в истории русского искусства» ему было присвоено звание народного художника. Это звание он получил вторым после Касаткина^[22].

Теперь нужно было, чтобы музей приобрел известность.

Первая экскурсия учителей из Серпухова была 15 июня 1913 года. Эта дата и считается днем открытия музея.

В начале революции приходили и приезжали смотреть музей только из ближайших сел, из Тарусы. Потом начали прибывать на пароходах экскурсии из других мест. Слухи о замечательном музее на берегу Оки росли, ширились. Все больше народу приходило смотреть его ценности.