Солнечная ртуть

— Как ты собираешься отдалить её от двора? Это решать только королеве, — миролюбиво сказала Агата, проглотив своё негодование. — Я не против, чтобы Аду не впутывали ни в какие интриги. Ведь она первым делом поставит себя в неловкое положение, а это бросит тень и на меня. Пусть лучше уж рисует свои картинки. У неё получается неплохо.

Услышав последнее замечание, оборотень чуть оттаял.

— Не ожидал, что ты заметишь это.

Женщина изящно развела руками.

— Меня с детства учили подмечать детали. Конечно, я видела, что хотя бы в чём-то она делает успехи, правда никогда не хвалила за них. Но зато и не ругала.

— Мать года, — ввернул Эрид услышанную где-то в параллели фразу.

— Пока я не знаю, — продолжил он, — что могу предпринять ради неё. Вероятно, стоит ждать решения Сиены и по возможности повлиять на него. Хотя мнение Старшего дракона в этом вопросе интересует её величество в последнюю очередь. Однако я предупредил тебя и на душе у меня спокойно: если ты хоть как-то навредишь Аде, я спрошу с тебя и милосерден не буду. И никакие проклятия не помешают мне это сделать.

Женщина равнодушно смотрела на гобелен.

Оборотень хрустнул шеей, поправил кожаные манжеты и отвесил безупречный поклон. Теперь он выбрал самую ослепительную, самую манящую из своих улыбок.

— Доброй ночи, госпожа.

И был таков.

***

Вечером Агата узнала, о каком продолжении истории говорила её мать.

Вроде бы принцесса видела эту служанку и раньше, но не была уверена: она особо не присматривалась к тем, кто ей прислуживал, хотя имена фрейлин потрудилась запомнить. Горничная с грохотом опустила книгу на стол, не обращая внимания на протянутую руку. Положенный реверанс женщина сделала, но еле заметный, хотя была необыкновенно гибкой и ловкой. Казалось, платье теснит её, хотя в таком возрасте пора бы и привыкнуть, а не тосковать по молодым годам, когда ещё можно позволить себе быстрые, резкие движения и скачки через две ступеньки. Агата нахмурилась. Служанку она не знала, но почему-то не сомневалась в том, что правильно понимала её отношение к длинным юбкам. Чего она не понимала, так это нарочитой грубости по отношению к ней, королевской дочери. Высшая знать, министры ещё могли в открытую позволить себе колкости, даже фрейлины порой не стеснялись красноречивых взглядов. Но прислуга? Этим обычно нет никакого дела до барских раздоров. Лишь бы исправно платили и не посылали на войну.

Грубиянка случайно оказалась в комнате: она подводила часы над трюмо, на котором принцесса бросила свой томик античных пассажей.

— Любезная, подайте мне, пожалуйста, книгу. Она находится как раз подле вашей правой руки.

Служанка дёрнулась. Со спины она казалась молодой и стройной, но при взгляде на руки и шею становилось понятно, что ей никак не меньше сорока пяти лет. Женщина послушно взяла, что ей сказали, вытерев руки о передник, и пошла к креслам. Агата протянула руку.

Бум.

Книгу злостно шмякнули о стол, реверанс сделали никудышный, а под чепцом на мгновение промелькнул гневный, незнакомый, и в то же время до боли кого-то напоминающий взгляд. Принцесса ничего не поняла, а вот Аврора, которая сидела здесь же и с интересом наблюдала за сценой, усмехнулась.

— Неужто ты её не узнаёшь? А ведь каждый день тут маячит — то фитиль в камине поправит, то часы подведёт.

Агата уставилась на сестру, жестом приказав служанке оставаться на месте.

— Кого не узнаю? Выражайся яснее.

Аврора и не подумала этого делать. Как ни в чём ни бывало, она продолжала говорить, а её бесцветные, невыразительные губы даже сумели изобразить оскорбительное превосходство.

— У другой прислуги дел всё-таки больше. А эта пользуется особым расположением нашей матушки. Та взяла её совсем девчонкой во дворец, хотя перед этим сама же её отсюда и выгнала. Велела пристроить, но работой особо не нагружать. Все знают эту историю, поверь мне, даже иностранные послы. Прислуга, которая живёт в королевской резиденции словно на курорте! Единственная обязанность — подводить часы и иногда следить за камином. С тех пор прошло столько лет, но протеже Сиены так и не освоилась в своей роли. Наверное, скучает по тем временам, когда колесила по стране и прыгала по сценам уличных театров.

Пелена спала с глаз Агаты, но всё равно она им не верила. Однако сходство было на лицо. Женщина слегка побледнела.

— Лира… это ты?

Юная девушка, которая некогда помогла ей убежать из замка. Её семья, с которой Агата несколько месяцев вела кочевой образ жизни — гнула подковы на сцене, скрывала своё имя, цвет глаз и волос. И была так счастлива… Пока Сиена не отыскала. Родителей Лиры казнили, а саму её, как думала Агата, навеки изгнали из столицы.

— Да, ваше высочество. Меня зовут Лира.

— Ты, стало быть, служанка? Здесь?

— Вы очень наблюдательны, ваше высочество.

Женщина слегка покачивалась с пятки на носок и сжимала кулаками передник. Голос у неё огрубел, а вот фигура по-прежнему оставалась тонкой, хоть и отяжелела в локтях и подбородке.