Солнечная ртуть

Потом в его жизни появилась Анна, и она тоже никогда не кричала. Так что вести себя иначе просто уже не получалось. Только один раз в юности он по-настоящему вышел из себя, наговорил гадостей, нагрубил из-за банальной завести. И в итоге остался без младшего брата. Бедный, маленький заика, ну разве он виноват, что все любили его, а не долговязого Уголька?

Так что спустя годы уже седеющий Уголёк решил, что не имеет ни малейшего желания срываться на дочь, хотя та в очередной раз играла на нервах. Лучше кухню посетить в другой раз; как хорошо, что в кабинете достаточно кофе и чая.

И как такое могло вырасти? Безответственное, не ценящее ничего, даже собственное здоровье существо — как оно могло вырасти в его доме? Ответ прост: они с Анной сами воспитали дочь. Жена с самого начала заявила, что ребёнку ничего навязывать нельзя — пусть себе развивается самостоятельно, главное, что еда и крыша над головой есть. Ей претила сама мысль о том, что детей надо держать в разумной строгости. А он, дурак, на это повёлся. Решил: всё равно, раз уж не сын. А дочка уж любая будет более-менее сносной. Сносной она вполне себе была, только лучше бы скандалила и совершила проступки, чем жила в постоянном унынии, особенно после ухода Анны. Слишком много меланхоликов на один квадратный метр, это никуда не годится. Хотя бы кто-то должен развивать деятельность, создавать иллюзию постоянного движения. И закономерно, если займётся этим тот, кто моложе.

Мужчина осознал, как они ошиблись с методикой воспитания, но глупо что-то менять, когда все сроки упущены. Да и привык уже.

Девчонка всегда знала, что он хотел сына. Чувствовала невысказанное разочарование и тихо злилась. Где-то шлялась по ночам, возвращалась, не редко распространяя вокруг себя запах алкоголя и сладкого дыма. По пять раз сдавала экзамены — отец каждый раз удивлялся, что её до сих пор не отчислили. Это было бы справедливо, о чём он ей периодически напоминал.

Ада даже на невинные замечания реагировала страшной обидой. Зачем? Ведь это правда. Он никогда не хотел задеть её за живое просто так. И в некотором роде даже любил эту непутёвую, но родную кровь. Однако почему-то чувствовал себя предателем каждый раз, когда хотел сказать ей какое-нибудь тёплое слово. Одного ребёнка он уже предал. Как теперь думать о дружбе с другим?

В четырнадцать лет Ада отрезала волосы и чуть не впала в истерику, когда отец не одобрил такой перемены. Позже девчонка призналась, со всяческими оговорками и недоговорками, что делала это специально: стригла волосы, носила мальчишескую одежду. Не особо сильная в психологии, она все равно сделала глубокомысленные выводы и, надо сказать, отчасти оказалась права. Только вот строить из себя другого человека было ни к чему. Как хорошо, что она не знала про заикание Тоши. А не то бы искусственно развила у себя дефект речи.

Бедняжка. Ведь не виновата в том, что родилась не того пола, что отец не одобряет ничего из того, что Ада делает. Даже если это не хулиганство, не безумие, а просто бытовое действие. Иногда казалось, будто Ада даже дышит неправильно, но мужчина одёргивал себя: в недовольстве надо всё-таки знать меру. Он же, в конце концов, педагог, и понимает, что детей "пилить" нельзя — ни чужих, ни своих.

Может, со временем Ада станет старше и не будет держать зла.

Как всё-таки жаль, что она не похожа на Тошу. Только цветом волос и, немного, детским лицом.

Так странно спустя столько лет скучать по человеку, и непрестанно себя винить. Родственники не отвернулись от него, когда он позволил Тоше одному уйти на пустырь, который называли плохим, недобрым местом. А ведь мальчишке было всего шесть лет! Сам себя Уголёк не устаёт винить: как надо обидеть ребёнка, чтобы тот отправился в одиночку туда, куда даже здоровые лбы старались не соваться лишний раз? Нормальным людям становилось там не по себе. А сумасшедшим? Кто знает, кого мог встретить там Тоша. Беззащитный, с улыбкой до ушей и безнадёжным заиканием. Как он был ко всем добр, никогда не капризничал, не верещал как другие дети. Наверное, таких чистых душ у роду у них ещё не случалось. Старший из братьев рос замкнутым и угрюмым, вот его никто и не любил. Вот он и завидовал младшему.