Что же до самобытных фьёлов, так они разработали свою систему правления, где кровные связи не играли почти никакой роли. И на них, как на людей не от мира сего, давно уж махнули рукой. В конце концов, королевство фактически являлось империей, объединившей множество государств. Рано или поздно Сиена выудит из какого-нибудь уголка своей страны мужа для дочери. Пока что в этом плане девочка могла наслаждаться полной свободой. Тем более, впереди ещё была завершающая и самая трудная часть обучения. Которая предполагала, что её высочество на несколько лет покинет замок, чего с некоторых пор так страстно желает.
За дверью что-то затормозило, заверещало, и со звоном врезалась в стену. От этого чего-то отделилась некая часть и покатилась. Сделала несколько кружочков по полу, а затем смачно врезалась в дверь. Раздался звон. "Опять эти мерзкие зайцы!". Мира поплелась проверять, что там такое, но Агата её опередила. Девочка выпорхнула из покоев, и ещё одна шестерёнка закончила своё путешествие у башмака принцессы.
За углом лежал поверженный заяц с циферблатом вместо брюха. Ухо надломилось посередине, искусно выкованные глаза вращались в разные стороны. Часовая стрелка была согнутой под острым углом, минутная валялась на полу, а секундная вращалась с бешеной скоростью — так быстро, что могла бы поотрубать пальцы, попытайся её кто-нибудь остановить. В общем и целом, заяц выглядел не одобряюще.
Эта разновидность часов пользовалась всеобщим умилением и только по этой причине ещё не перевелась в коридорах замка. С тормозными механизмами у зайцев были какие-то проблемы, но никто так до сих пор и не удосужился с этим разобраться. После случая в тронном зале, когда длинноухий врезался в толпу, Сиена повелела и близко не подпускать бронзовых зайцев к местам большого скопления людей.
Подняв с пола шестерёнку, Агата поспешно сунула её в карман, повинуясь внезапному вдохновению.
— Ох, не к добру такое!
Гувернантка не отличалась особой суеверностью, но иногда её переклинивало.
— Да ладно тебе, Мира. Они всё время ломаются. Это даже весело.
— Но не перед вашими покоями, принцесса. Не у ваших ног. И уж точно не в тот день, когда ко двору прибывают представители враждующих земель.
Девочка отмахнулась от этих глупостей, но зерно неуверенности всё-таки проникло в её душу. Ненадолго. Это ничего, даже самый решительный человек может порою смутиться при виде чёрной кошки.
***
Ни один крупный приём не обходится хотя без мелких конфузов. Некоторые создавались искусственно. Герцогиня Ардор решила продолжить традицию и заявилась в платье цвета морской волны, а не в положенном ей изумрудном или каком-нибудь ещё. Герцог повязал на шею платок, гармонирующий с нарядом жены. Эта фамилия была самой близкой по родству к монаршей, и золотистые глаза герцога тому свидетельство. Совсем немного изменив оттенок, Ардор смогли примерить на себя одну из королевских регалий: цвет морской волны запрещалось использовать в парадных одеждах кому-либо, помимо семейства её величества. Такую выходку легко объяснить нерадивыми швеями или плохим зрением, но, как правило, герцоги делали это из вредности. Они держались раскрепощённо и весело, особенно женщина. К её глазам на удивление хорошо подходили что волна, что изумруд.
Смешки и шепотки гуляли по зале, на какое-то время Агата даже забыла о том, в честь чего устраивался приём. Но вот стукнули алебарды, распахнулись двери, и заморские гости быстро напомнили девочке, зачем все они тут собрались.
Сапоги кагана скельтров были, если судить по издаваемому ими грохоту, обиты железом — по бокам, на голенище и на подошве. Наверняка ещё и на стельках. Агата поморщилась.
Мать сидела на троне, а у её ног копошилась болонка, сминая лапами подол монаршего платья.
— Мадам! Мы рады видеть вас в добром здравии! Позвольте же вам выразить своё…
Фьёлы говорили иначе, и дело даже не в акценте— они обожали витиеватые слова. А всем остальным нравилось, когда поэтический народ начинал путаться в этих конструкциях. Получалось уморительно.
Принцесса зевнула с закрытым ртом. Вместе с другими членами семьи она стояла чуть позади каменного трона, по правую руку Сиены. По левую — расположились советники. Нердал занял промежуточное положение, и время от времени отпускал тихие, но однозначно язвительные комментарии. Кроме Сиены их не слышал никто, но напрягались все. Было очевидно, что в иерархии дворца оборотень занимает третье место — сразу после болонки и самой королевы.
— Госпожа! Вам известны наши прошлые обиды. Их нанесли ваши предшественники. В этот раз мы пришли не ворошить старое, а говорить о новом. До вашего слуха не достигли, быть может…
И понеслось. Каган старался говорить уважительно, даже прибегал к классическим придворным оборотам. Получалось неповоротливо, как у медведя, только без медвежьего очарования. В скельтрах было куда больше от волков или грифов.