Солнечная тропа

Они уже изрядно протопали по просёлочной дороге, как вдруг Акимыч остановился возле громадного серого валуна.

– На этом месте, Лёня, аккурат когда-то и кончались Пески, так что камень – он как веха. И что интересно: лежал он здесь и при отце моём, и при деде. Надо полагать, и раньше лежал. А откуда взялся, никому не известно. Читал я, что такие камни ещё великим ледником сюда принесло… Может, правда, а может, и нет.

– Значит, это загадка? – живо спросил Лёнька.

– Ясное дело, загадка, да ещё какая.

– А можно её разгадать?

– Отчего ж нельзя? Кто-нибудь наверняка разгадает. У меня тоже мыслишка на этот счёт имеется. Сдаётся мне, Лёня, что их сама земля родит. Как плоды. Вот посуди сам: пашут землю в колхозе, камней выворачивают уйму. Соберут их с пашни, а на следующий год глядишь – их опять полно. Не такие, конечно, глыбы – булыжники, но попади эта штука в комбайн! Иной камень так искорёжит, что и не отремонтируешь машину в поле. Жми тогда, комбайнёр, в мастерскую. И это в горячую-то пору! Потому и гоняли по осени детвору эти камни собирать. Ты скажешь, хороши плоды, и зачем только они родятся? Вот и я не знаю зачем, но ведь не без умысла земля их подкидывает. А если она знаки какие нам подаёт? Скажем, с какой стати этот валун на самом краю Песков как пограничник стоит?

– Дедушка, значит, раньше до валуна дома доходили?

– До валуна, – подтвердил Акимыч. – И в другую сторону – к Харину – далеко тянулась деревня. Дворов набиралось на шесть улиц, почти что село.

– А сколько надо улиц, чтоб было село?

– Неважно, сколько. Видел я деревни и побольше иного села, – как всегда обстоятельно отвечал Акимыч. – Но в селе непременно стояла церковь, в этом разница. Теперь поменялся порядок… Церкви порушили давно, да с этого всё и началось… А чем оно кончается, сам видишь. Умирает деревня, Лёнька, видать, скоро и Пескам последний срок выйдет.

Акимычу, наверное, очень нелегко дались эти слова. Он сразу ссутулился, как человек, беззащитный перед большим горем, и Лёнька вдруг сердцем понял смысл его слов. Не будет Песков, бабушкиного дома и дедовой избы с петушком, не станет знакомых домовых. Трактор распашет землю, на которой сейчас тремя дворами стоит деревня Пески, и останется только серый камень, словно памятник на погосте.

У Лёньки сжалось сердце. Неужели так и случится? Примириться с этой мыслью было невозможно.

– Акимыч, – неуверенно сказал он, – а если люди возвратятся в Пески?

Дед посмотрел на него долгим грустным взглядом и не ответил. «Он не верит, – подумал мальчик. – А как было бы здорово, если б все вернулись, построили новые дома себе и домовым! Почему они убежали из Песков, ведь здесь куда лучше, чем в городе».

Как ни силился Лёнька, ответить на этот вопрос он не мог. У Акимыча, судя по всему, тоже не было ответа. Он шагал, рассеянно глядя себе под ноги и сжимая в руке пустое лыковое лукошко. Лёнька взял его за другую руку и стал приноравливаться к дедову шагу. Так они и пошли дальше – молча, рука в руке.

Берёзовый лес встретил их, как в праздник встречает гостей радушный хозяин. Нарядным и весёлым был этот лес, и как мало походил он на сумрачный, дикий сосновый бор. В березняке было привольно и светло, а деревья напоминали гигантские свечи, горящие изумрудным огнём. Тысячи солнечных зайчиков играли на белых стволах, шастали в траве, прятались в сочно-зелёный молодняк. Лёньке тоже захотелось побегать и поваляться в мягкой мураве, его грусть сама собой затерялась в этом море бликов и полутеней.

Повеселел и Акимыч, чудотворец лес и на этот раз успокоил его душу. Этот лес умел говорить со стариком на таинственном языке, понятном им двоим. «Не горюй о Песках, – шептал он над головой Акимыча, – твоя печаль им не поможет, а вот сердце сумеет очень многое. Весь этот мир живёт потому, что его сохраняют любящие сердца…»

Светлоликий мудрец умолк, а Акимыч всё стоял и ждал, не скажется ли ещё хоть слово.

– Аки-имыч! – звонко разнеслось по лесу. – Акимыч, я нашёл!

Лёньке не пришлось долго блуждать в поисках ягод, очень скоро он наткнулся на красные земляничные огоньки в траве. Дед Фёдор поспешил к нему.

– Молодец, глазастый ты! – похвалил он. – Поработаем?

– Поработаем! – воскликнул Лёнька, в котором проснулся охотничий азарт.

Первую ягоду он отправил в рот, и она показалась даже вкуснее тех, что приносил Акимыч. «Интересно, – подумал Лёнька, провожая в рот целую пригоршню, – самая лучшая земляника получается с кустика». Потом ему стало жаль, что никто кроме них эти чудесные ягоды не видит и не собирает.

– Акимыч, – окликнул он деда, – сюда больше никто не ходит?

Старик поднял голову:

– А кому сюда ходить? Возле Раменья свои ягодники и возле Харина свои. А эти перелески, выходит, только мои теперь.

«Перелески, – повторил про себя Лёнька. – Это, наверное, не лес, а то, что перед лесом, – передлесок… Интересно, угадал я или нет? Спрошу у Акимыча».

– Верно, верно, – закивал дед. – Перелесок – это маленький лесочек, клинышек. Настоящий лес за ним только и начинается. А ты, значит, научился лесные загадки отгадывать?