– Это почему он к тебе должен идти? – ревниво спросил Кадило. – У других что, домов нету?
– Дома-то есть, – не возражал Хлопотун, – только чему его эти другие научат? Над хозяевами своими измываться?
– Ты в эти дела не лезь, – ощетинился Кадило, – ты лучше вообще помолчи. И я помолчу. А Панамка пускай сам скажет, где он хочет жить. Где ему веселее будет?
Лёнька обомлел: ну и Кадило, вот так, за здорово живёшь, взял и перешёл дорогу им с Хлопотуном. Но неужели Панамка выберет дом бабки Долетовой?
Панамка на всякий случай придвинулся к Хлопотуну.
– Я лучше у писателя попробую, – сказал он.
– Правильно, – похвалил его Толмач. – Такой домище без глазу оставлять нельзя, дача это – не дача… А писатель – может, и оботрётся ещё у нас, станет хозяином. А я вот что спросить хотел. Хлопотун, ты часом не в Харине вчера был?
– Угадал.
– Что, о Федосье слухи проверял?
Хлопотун хмыкнул:
– Так глупый слухам верит, умный не верит, а мудрый возьмёт да и проверит.
– Ишь ты! – не удержался Толмач. – Ну, давай говори, чего ты там выходил.
Воспользовавшись тем, что общее внимание переключилось на Хлопотуна, Лёнька подсел поближе к Панамке.
– Как же ты догадался вернуться? – шёпотом спросил он.
Панамка широко улыбнулся:
– Мы ехали, ехали, уже за Раменье выбрались, вдруг мне так грустно сделалось, так стало жалко из Песков уезжать!.. Я ведь ни в одной деревне кроме Песков не задерживался, а тут вот остался да и привык. И магазин мой вспомнил, всё-таки не так уж плохо мне в нём было… Вышел я, да в Раменье задержался: интересно было посмотреть. Хотел до ночи вернуться – не успел…
– Ты что, на ходу из машины вышел?
– Ха! – ответил Панамка.
Он выглядел совсем счастливым теперь, когда вернулся в Пески и был столь великодушно прощён домовыми. Он сиял так, будто наконец нашёл свой дом, а может, так оно и было…
Пока Лёнька и Панамка секретничали, обстановка в горнице снова успела накалиться.
– Ну и что, что ведьма! – услышал Лёнька упрямый голос Кадила. – На каждую ведьму найдётся управа! Я знаю такую траву, против которой ни одна ведьма не устоит.
– Петров крест? – спросил Пила.
– Нет, не крест. Плакун-трава, вот что это такое! Сильнее этой травы ничего нет! Если её в Иванов день на утренней зорьке выкопать, она любую ведьму смирит. Стоит лишь сказать: Плакун, Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало…
– Ерунда это, – не дослушал его Хлопотун. – Ничего твой Плакун не сделает.
– Это почему же не сделает? – подозрительно спокойно спросил Кадило.
– Да когда всё это было-то: Плакун, Петров крест…
– А какая разница? – ледяным голосом осведомился Кадило.
– В том и разница, что многое изменилось, – ответил Хлопотун, не обращая внимания на этот тон. – Сто лет назад мужик вешал на хлев убитую сороку и знал, что никакая злыдня туда не сунется. А сейчас? Остановит, что ли, Федосью такая сорока? Да она на неё и не посмотрит.
– Уж это точно, – согласился Пила. – Чихать ей на дохлую сороку. Однако, что же получается? Нету, выходит, нынче силы против неё?
– Сила всегда есть, – произнёс Хлопотун с какою-то непоколебимой внутренней уверенностью. – Только уж это не Плакун.
– Что же это такое? – спросил Толмач.
Несмотря на свое многомудрие, он тоже не понимал, куда клонит Хлопотун.
– Это совсем другая сила, она не в заговорах живёт и не в осиновых кольях…
– Так где же?
– Не знаю, может быть, в сердце…
Внезапно Лёньке открылось то, что хотел сказать домовой. По сути дела, тот всё уже и сказал. Что-то незримое, но очень определённое, какая-то маленькая вибрация вошла в мальчика вместе со словами Хлопотуна и всё прояснила.
Неизвестно, как поняли Хлопотуна остальные, но на Пилу жалко было смотреть.
– Сказал бы ты лучше прямо, – уронил он, – не видать тебе, Пила, невесты из-за этой карги, и не надейся…
Хлопотун же почему-то смотрел на Лёньку – неподвижным испытывающим взглядом, словно что-то прикидывал в уме, но прочитать мысли домового было невозможно.
– Не рано ли ты от невесты отказываешься? – укорил Пилу Толмач. – Бывает, и небо в тучах, и гром погромыхивает, а дождь стороной проносит. Иной раз за пять минут погода переменится. Так, что ли, Хлопотун?
– Да-да, переменится… иной раз, – невпопад отвечал Хлопотун, и Толмач решил поменять тему разговора.
– Эге, а в Песках вот никаких перемен с погодой. И когда будет дождик, никто уже не скажет… Где-то теперь наш Дождевичок?
– А кто это? – спросил Лёнька.