Солнечная тропа

– Не думал я об этом, – сказал доктор, хмуря брови, – а теперь буду думать. Вот и всегда ты, Егорушка, скажешь слово – а за ним целый мир открывается…

Погостил он у Егора несколько дней, вместе с Сеничевым побродил по лесам, по лугам…

– Ах, какая радость мне напоследок выпала!.. – повторял он с упоением. – Надышусь вдосталь, насмотрюсь на эту красоту… С тобою наговорюсь впрок: мне нашей первой встречи на двадцать четыре годика хватило, а уж этой до самой смерти достанет. Страшно мне подумать, Егор, что было бы, не сведи нас тогда война. Только не говори, что встретился бы кто-то другой, кто глаза мне открыл. Может, и встретился бы. Но чтобы с таким сердцем нашёлся человек – сильно я сомневаюсь…

А расставаясь и обнимая Егора, доктор сказал:

– Ну, попрощаемся на всякий случай. Бог знает, вернусь ли когда-нибудь сюда. Если посчастливится – к тебе первому прилечу. Ты-то не старый ещё, тебе жить да жить… Да о себе хоть немного думай, не всё же других ублажать. Эх, разве ты послушаешь старика!.. Ну, храни тебя Бог, Егорушка…

Больше он в Пески не приехал, а через три года ушёл навсегда и Егор Сеничев.

Последние годы его жизни удивляли даже привычных к странностям Егора земляков. «А лекарь-то наш, похоже, не в себе, – судачили между собой здешние кумушки. – Я вчерась корову на луг погнала, иду назад, а он стоит на пригорке, руки на груди сложил и глядит куда-то. Здрасьте, говорю, Егор Алексеич! За травками своими чародейными пришли? А он стоит, как будто и не слышит. Да что вы какие задумчивые – это опять я ему говорю – и своих не узнаёте? Стоит и ухом не ведёт. И глазом не моргнёт. У меня и язык отнялся. Обошла я его сторонкой да как побегу во весь дух к деревне… Аж взмокла – всё казалось, что теперь он мне в спину смотрит!» – «А я вам больше скажу, – нашёптывала другая. – Помните, у Витьки, племянника моего из Раменья, машина разбилась? Так слушайте, перед тем начал он вдруг слепнуть. Ни с того ни с сего, как будто сглазили мужика. Собрался в больницу, а я и говорю: в больницу всегда успеешь, давай сначала к нашему Егору сходи. Попьёшь травки – авось и поправишься. И деньги на лекарства тратить не нужно. Затащила его к Егору. Так и так, говорю, захворал глазами племяш, дай чего-нибудь выпить, Егор Алексеич. А он к Витьке подошёл и говорит: ничего это тебе не даст, а хочешь спасти глаза – продай машину, а ещё лучше – подари кому-нибудь. Ну, вы представляете? Витьку чуть кондратий не хватил: да как же я её продам, я ж её два месяца как купил! Я ж на неё пятнадцать лет деньги копил, во всём себе отказывал! Только и почувствовал себя человеком, когда за руль сел!.. Да я помру без неё! А тот своё гнёт: с ней ещё быстрее помрёшь, если не поймёшь, что есть в жизни вещи поважнее машины. Думаешь, просто так ты слепнуть начал? И такое понёс, что мне аж муторно стало. А потом опять говорит: отдай ты, Виктор, кому-нибудь эту машину и не жалей о ней. Смотрю, Витька мой уши развесил, ещё немного – и у него мозги набекрень встанут. Да что ж это такое, говорю, кому это её отдать надо? Может, тебе? Ты на что его толкаешь, а? Чего чужим добром распоряжаешься? И вообще, человек к тебе с глазами пришёл, при чём тут машина? Мы не сумасшедшие какие-нибудь! Идём, Витька, завтра в больницу поедешь. Там тебя без всякой агитации вылечат. И что вы думаете? Прописали ему капли, и пошёл Витька на поправку. А через месяц врезался в тот проклятый грузовик, чтоб ему сгореть! Главное дело – грузовик целый, у Витьки ни одной царапины, а машину всю покорёжило, в ремонт даже не взяли!.. И знаете, чего Витька после этого сказал? Прав, говорит, был ваш Егор, надо было мне его, а не тебя послушать. Это ещё меня Бог пожалел, могло и хуже кончиться. Вот как, видите, я же и виновата оказалась! Вот сатана этот Егор!»

Иногда отголоски таких пересудов долетали до Фёдора Кормишина.

– Ты, Егор, поосторожней будь, – в простоте душевной советовал он, – вчера какую-то дуру в поле напугал… А бабы теперича злословят…

– А пусть их, – отвечал Егор, – на то и бабы, чтоб языком водить. Или не знаешь?

– Да знаю, – кривился Фёдор, – а всё ж таки поаккуратней надо… С тобой это бывает, сам видел: ничего-ничего, а потом раз – и вовсе чужой делаешься, как будто и нету тебя рядом, как будто на небесах ты… Где ж ты летаешь, мил человек, о чём думаешь?

Егор отвечал ему своей мягкой улыбкой, в которой сквозила та же отдалённость, а может быть, наоборот, светилось присутствие чего-то нездешнего, не выразимого словами.

Жизнь Егора сделалась еще уединённей, даже больные в последнее время приходили к нему сравнительно редко. Но чудными были эти встречи, поскольку светлый дар Егора никогда не был таким благодатным и животворным, как в эти дни. Словно на прощание хотел выплеснуться живой водой и напоить жаждущих.

Один из видевшихся с Егором так и сказал: