Солнечная

Биэрд довольно равнодушно относился к дизайну, и внутреннему, и наружному, не имел ничего против старинных фонарей в саду, и попытка придать пригородному дому тысяча девятьсот тридцатых годов видимость жилища елизаветинских времен казалась ему наивно патриотичеcкой. Если бы Родни Тарпин не был ему отвратителен, он счел бы, что жилье это говорит о порядочности, трудолюбии и простодушном оптимизме его хозяина. Из прежних разговоров он знал, что миссис Тарпин в прошлом году уехала с тремя детьми и живет с нормировщиком-валлийцем на Коста-Брава, и было что-то трогательное в том, как Родни старался поддерживать порядок. Но сюда регулярно приезжала совокупляться Патриция, и все детали, даже игрушечный колодец для загадывания желаний и компания карликов, собравшаяся у ручки ворота, выглядели враждебно. Он ненавидел их в ответ. Поставит ли Тарпин телефонную будку стоймя в честь Патриции? Он прямо слышал, как она притворно ею восхищается. Дорогой, это так оригинально, так остроумно… Хватит! Он вылез из машины.

Из-за того, что здесь часто проходила его жена, и из-за того, что Тарпин когда-то на него работал, он чувствовал себя непринужденно и в полном праве, шагая по дорожке. В одной из лакированных черных труб на фасаде слышалось журчание воды, и над стоком внизу в ноябрьский воздух поднималось облачко пара. Хозяин дома совершал омовение, смывал с тела ДНК миссис Биэрд. Парадной дверью с палладиевским портиком, похоже, мало пользовались, и Биэрд двинулся по узкой бетонной дорожке, протиснувшейся между домом и деревянным забором; она вела к боковой двери и уходила дальше, за открытую калитку в садик позади дома. Он вспомнил, что Тарпин хвастался горячей ванной, и захотел ее увидеть. Патриция могла лежать в ней, могла не лежать, но он был настроен ознакомиться со всем досконально.

Пятачок нестриженого газона без деревьев был отгорожен с трех сторон от соседей цепной изгородью, ничейную замусоренную землю между участками оседлала опора высоковольтной линии, и оттуда слышалось скромное потрескивание электричества. Электроны – такие прочные, такие простые. В молодости он много думал о них. В двадцать один год он прочел уравнение Дирака в полном виде и восхитился. Оно было написано в 1928 году, из него вытекало конкретное значение спина у электрона – 1/2.. Явление чистой красоты, один из величайших интеллектуальных подвигов человечества, оно правильно потребовало от природы существования античастиц и открыло перед юным читателем широкие горизонты «моря Дирака». В ту пору он был ученым; теперь он был бюрократом и больше не думал об электронах. В середине девяностых он стоял с небольшой группой в Вестминстерском аббатстве, и Стивен Хокинг произносил речь перед каменным памятником, на котором была высечена в элегантно сжатом виде формула – ίγ · δψ = mψ; там последний раз шевельнулось в нем былое волнение. Все позади.

Ближе к дому была мощеная площадка; на ней расположились: ржавая вешалка, части холодильника, поставленные одно на другое белые пластиковые кресла и рядом с ними – она самая, большой, два с половиной на два с половиной метра ящик из твердой древесины, с запертой на висячий замок крышкой; на крышке – свернутый черный шланг. Его успокоило, что эта ванна не совпадает с калифорнийским видением, которое ему рисовалось, – ни секвой, ни цикад, ни сьерра-невад. Но, возвращаясь к боковой двери, он все равно был несчастен, ибо подтвердилось: тут мог быть только секс. Что еще могло привлечь ее в эту дыру? С другой стороны, в нынешнем его состоянии, – не огорчений ли он искал?

В это время он услышал звук наверху, поднял голову и увидел, как на втором этаже распахнулось запотевшее окно в стальной раме и оттуда выглянуло мокрое розовое лицо Родни Тарпина.

– Э!

Лицо сразу исчезло, но окно не закрылось, из него повалил банный пар, а из дома донесся приглушенный топот босых ног, сбегавших по застланной ковром лестнице. Пока Биэрд ждал у боковой двери, скрестив руки на груди, у него не было никакого плана, ни малейшего понятия, что он хочет сказать. До этого он слишком долго предавался мрачным размышлениям, ждал, и теперь ему хотелось, чтобы что-то произошло. Не важно даже что.

Отодвинулись два засова, дернулась вниз алюминиевая ручка, рывком открылась внутрь дверь, и на пороге возник любовник его жены.

Биэрд счел, что важно заговорить первым.

– Мистер Тарпин. Доброе утро.

– Какого хера тебе надо? – Ударение в вопросе было на «тебе».

Объемистая его талия была перепоясана не очень широким красным полотенцем. С головы на плечи стекали капли и дальше пробирались зигзагами между волосами на груди, на манер шарика в бильярде-автомате.

– Я подумал, что надо съездить посмотреть.

– Да ну? И ты сюда зашел.

– Моя жена заходит.