На обратном пути, на броне машины, я сидел с правой стороны башни, держась рукой за металлический штырь, на который насаживается установка для запуска противотанковой управляемой ракеты и так засмотрелся на окружающие нас красоты, что на одном из поворотов чуть не слетел в обрыв, хотя и не скалистый, земляной, покрытый ещё зеленою травой, но достаточно крутой, чтобы сломать себе что-нибудь. Благо, что Илья Лавров, наводчик-оператор нашего экипажа, успел схватить меня за капюшон, когда я при повороте машины налево под действием центробежной силы подался дальше, вперёд. Красота здесь неописуемая! Слева от нас стремится ввысь большая гора, покрытая зелёною растительностью, а впереди дорогу перекрывает ещё одна огромная, широкая в основании, исполинская зелёная громадина, из-за чего кажется, что дорога просто теряется где-то в её необъятном подножии, но она резко устремилась влево вниз, вдоль основания той горы, рядом с которой мы едем. В этот раз мы ехали первыми и Сергей Мовчан, наш механик-водитель, скорее всего, подумал то же самое, что и я, но на скорости примерно в сорок или пятьдесят километров в час, насколько я мог судить сидя на броне, успел среагировать и повернуть штурвал влево, отчего только я один, а не весь экипаж, едва не отправился ощутить на себе местные красоты.
Справа от зелёного исполина нам открылась ещё более величественная и уже скалистая гора, которая оказалась ещё выше этих двух. Илья заметил, что сюда надо приезжать не с автоматом, а с фотоаппаратом. Сейчас даже и не верится, что мы находимся в районе боевых действий.
На следующий день в обед приехали танкисты и всё, что мы думали о боевых действиях или как-то представляли себе – всё это было на их лицах. Мы облепили их машины не хуже чем дагестанские мальчишки несколько дней назад. Люди вернулись живые и невредимые, чего не скажешь о танках. Три танка были со сбитой динамической защитой, с прочерченными по бортам следами попаданий от выстрелов из гранатомётов. На одном из танков насчитали четыре попадания от таких выстрелов, все по касательной, динамическая защита сорвана, а кое-где карманы с титановыми пластинами были не сбиты, но издевательски разворочены, вывернуты наружу острыми зазубренными лохмотьями, как будто раскрытые акульи пасти были прилеплены к бортам машины. Механик-водитель этого танка до сих пор остаётся бледным, как призрак, несмотря на то, что все механики, как правило, всегда чумазы от солярки. Танкисты ничего внятного рассказать не могли, многие заикались и понятно, что где-то там, в Ботлихе, они попали в серьёзную передрягу. Командира танковой роты с ними действительно не было.
Теперь по ночам в патруле стали проверять несение службы в каждом из подразделений нашего сводного батальона. Несколько дней прошло в этом месте в полном спокойствии и так или иначе кто-то начал расслабляться. Часовые спали прямо перед своими палатками, кто-то – на наблюдательных пунктах вокруг лагеря. У таких мы просто даже не забирали, а собирали оружие как бесхозные вещи, ненужно валявшиеся рядом с «отдыхающими», из которых кое-кто даже храпел, и наутро передавали его командирам. Пароли устанавливали на каждую ночь, но по-прежнему самой популярной цифрой у запрашивающего пароль была цифра три.
Нарзану было не просто много, а очень много. По утрам, после зарядки и перед завтраком, я полюбил принимать душ из трёх бутылок этой прекрасной газированной минеральной воды. Вскоре в одну из ночей прошёл лёгкий дождь и после него мы уже самолично удостоверились, почему это место называется Пластилиновой долиной – вода уходит в почву очень и очень медленно, превращая её в жидкую слякоть. В эту ночь я был в патруле с Сашей Ливановым из Калуги, наводчиком-оператором третьего экипажа. Командир направил нас подальше от лагеря, примерно на километр, чтобы мы обошли его примерно на таком радиусе. Когда возвращались назад для смены, наткнулись на наблюдательный пункт сапёрного батальона – каждое подразделение, расположенное у края лагеря, обязано было выставлять на ночь такой пост.
– Стой, трииии! – закричал часовой, назвав привычную нам цифру.
– Трииии! – ответил я, не сбавляя шагу, зная, что сегодня пароль «шесть».
– Стой! – последовал резкий окрик. – Стрелять буду!
– Триии! – ещё раз выкрикнул я.
– Стооой! – прокричал часовой и выстрелил длинной очередью поверх наших голов, – Лооожииись!
Мы буквально рухнули наземь и закричали на часового, который тотчас огонь прекратил и запросил пароль повторно, назвав теперь цифру «четыре». С арифметикой у нас проблем не было, и Саша ответил правильно. Часовой позволил нам подойти, а когда приблизились, возникло сильное желание врезать со всей пролетарской ненавистью по этой сейчас невинно улыбающейся роже.