Солнечное затмение

– Да-а, устроились, – протянул Слава, потягивая чай. – Неплохо-неплохо.

– Может, останешься? – предложил я.

– Да вот ещё! – возмутился он. – Сами стойте тут на вашем перекрёстке.

Обед подошёл к концу, мы поблагодарили хозяйку и стали выходить на улицу. Оказалось так, что я выходил последним и услышал позади себя:

– Подождите! – это была та самая девушка. Она протянула мне свёрток с какой-то очередной выпечкой. – Передайте Глебу!

«Вот это да!», – думаю, – «Глебушка здесь даром времени не терял, вот уже гостинцы получает». Сейчас мне удалось рассмотреть её получше. Девушка была очень симпатична, но затянута в водолазку, тугой жилет поверх него и длинную до пола юбку. В глаза не смотрит – наверное, особенности воспитания. Ай, да Глеб!

– А можно узнать, как вас зовут? – решил спросить я.

– Мадина, – сказала она тихо и собралась уходить.

– А я Филипп, – сказал я, но это обстоятельство её, по-моему, совершенно не волновало. Уже вполоборота она сделала неопределённый жест головой и ушла в свои подсобные помещения.

Я подошёл к нашим – они над чем-то смеялись. Оказалось, что Слава Мохов ехал с правой стороны башни, облокотившись на неё и постелив под собою светлый ватный матрас, у самого выхлопного отверстия машины, и БМП извергала из себя чёрный дым прямо на него и на матрас за ним. Он долго сидел в одной и той же позе, подогнув ноги и положив на них снайперскую винтовку, а когда покинул своё насиженное место, на матрасе остался лишь его белый силуэт в той же самой позе на чёрном фоне копоти. Смеялись все, включая и самого Славяна. Надо будет спросить, где он взял матрас.

На этой мажорной ноте мы попрощались с нашими товарищами и отправились на своё место к трубам теплотрассы, где по дороге я отдал Глебу его плюшки, которые, скорее всего, ещё не были готовы, когда он обедал.

– Да, как ты барышне голову вскружил! – заметил я, когда мы подошли к месту нашей дислокации. – Что ты ей успел такого сказать?

– Странный ты, Фил, – удивился Глеб. – У тебя девушка есть?

– Да как тебе сказать? – ответил я. – Сам не знаю.

– Ты вообще какой-то мутный тип, – мрачно сказал Глеб. – Мало с кем общаешься, на какие-то очевидные вопросы ответить не можешь.

– Да вот послушай, – ответил я. – Девушка у меня была, я её обидел, а когда уходил служить в армию, она сказала, что может быть дождётся, а может быть, и нет. Потом я был в отпуске, она приходила ко мне, я её видел в окно, но калитку не открыл. Вот как ты скажешь: есть у меня девушка или нет?

Он просто покачал головой и ничего не сказал. Вдали вновь раздался рёв подъезжающей гусеничной техники.

– А у тебя есть девушка? – спросил я.

– Да, есть, – глаза его заблестели.

– Ждёт?

– Так разве это кто-то может знать наверняка? – с улыбкой проговорил он. – Пишет, что ждёт! Тем более, не маленькая уже.

– В каком смысле? – не понял я. – Разве по достижении восемнадцати лет человек ещё не является взрослым?

– Является, конечно, – вновь улыбнулся он. – Только ей уже далеко не восемнадцать. Ей тридцать.

– Ого! – непроизвольно усмехнулся я. – Не старая? – вновь выпалил я, не подумав, и тотчас пожалел.

– Да совсем нет, – сказал Глеб, нисколько, видимо, не обидевшись моему вопросу о её возрасте. – Наоборот, мне нравится: заботливая, внимательная, ласковая, эх!