Солнечное затмение

Мы шли и шли, и командирское «немного дальше» растянулось не менее чем на три километра, тропинка петляла, извивалась, опускалась и поднималась, и солнце несколько раз тускло просветило через облака, прежде чем мы повернули в сторону нашего лагеря. Тропинка располагается на крутом склоне горы, и иногда необходимо было идти очень медленно из-за опасности сползти вниз. Скорость передвижения значительно снизилась и часа через два мы вышли на каменистый склон очередной огромной горы. А как же Франсуа Рабле? – вспомнил я. Я ведь читал его «Гаргантюа и Пантагрюэля» и помню именно эту фразу – папаша Гаргантюа внушал своему толстому сыночку перед его путешествием преимущество астрономии над астрологией. А что если эта фраза просто всплыла из моего подсознания, а всё остальное – плод моего воображения? Да уж, вопросов больше, чем ответов. Дорожка теперь представляла собой галерею, с потолком метра в два высотой и стеной с правой стороны, с левой же – зияющая отвесная пропасть. Самая настоящая пропасть, глубину которой рассмотреть невозможно. Ширина прохода была не больше метра, но огромная высота немного сковывала мои движения. Я поглубже затянул антенну радиостанции под поясной ремень. Слева, с обратной стороны обрыва, на нас смотрел пик какой-то горы, который был вровень с нами – создалась иллюзия, что этот пик совсем рядом, кажется, что можно перекинуть обычную доску, да тот же ящик из-под реактивного снаряда, на одном из которых мы спали, на ту сторону, как мы бы достигли вершины маячившей перед нами горы. А за этой горой вновь высились громады превосходящих её великанов.

Мы остановились, невольно восхищаясь возникшим перед нами пейзажем. Возникло ощущение некой замкнутости пространства, домашнего уюта и чувства невероятного покоя. Мы так и стояли в ряд и молча завороженно смотрели на раскинувшуюся картину.

Первым молчание нарушил Саша Бодров. Он осторожно подошёл к краю, посмотрел вниз и подался назад.

– Да, в Москве я бы такой красоты не увидел! – всё ещё завороженно произнёс он.

– Так ты что хотел?! Ты попал в боевую часть! – по-хозяйски снисходительно произнёс Слава Мохов, как будто он лично принимал решение о зачислении Бодрова в эту воинскую часть.

– Ну что, пошли, парни?! – сказал Олег Барков.

– Интересно, какая там внизу глубина? – спросил вслух Бодров.

– Можно прыгнуть – более хорошо рассмотришь здешние виды, – опять попытался сострить Слава.

– Можно гранату бросить, – предложил Саша Ливанов.

– Эй, я вам сейчас брошу! – пробасил Олег Барков. – Давайте вперёд!

От мягкого его тона не осталось и следа. Слава поднял камень размером с небольшой мяч, бросил его вниз и сказал:

– Давайте послушаем!

Все прислушались, но ни через несколько секунд, ни немного позже так ничего и не услышали.

– Вперёд! – повторил Олег Барков, и мы пошли дальше.

На нашу мы поляну вышли ещё примерно через полчаса со стороны картофельного поля и первым, кого мы увидели, был наш командир Валиев. Он шёл навстречу нам и явно был обрадован нашим появлением.

– Всё нормально? – крикнул он издали. – Что так долго?

Олег Барков, шедший первым, кивнул утвердительно, а командир показал куда-вверх слева от нас.

– Смотрите, юноши, что идёт на нас! – кричал он.

С горных вершин слева от нас, со стороны села Чабанмахи, спускался туман – медленно, тягуче, как перелившаяся из жерла вулкана лава, захватывая и скрывая от нас серо-зелёные склоны природных исполинов.

– Это что? – приблизившись, спросил Слава Мохов. – Туман?

– Берите выше! – сказал старший лейтенант чуть ли не торжественно, подняв при этом указательный палец вверх. – Это облака! Самые настоящие облака! Хорошо, что пришли сейчас – через пятнадцать минут здесь уже ничего не будет видно!

Эта торжественность показывала нашего командира, как человека, не лишённого естественных маленьких радостей, ценителя природы, наслаждавшегося тем, что мы сейчас на небе, в облаках.

Он отправил нас обедать, ведь на часах уже пятнадцать часов – так быстро прошло время, и по дороге на полевую кухню мы опять прошли мимо переднего края нашей поляны, где стоят наши самоходные артиллерийские установки с опущенными уже в естественное положение орудиями – молчат. Зато в небе над селом кружатся два штурмовика: они поочерёдно пикируют над населённым пунктом и при критическом, как кажется, сближении с землёй выпускают один за одним по два неуправляемых реактивных снаряда, которые разрываются где-то там, глубоко внизу, в передней, ближней к нам, части села, в котором – сейчас мы точно это знали – были боевики. Самолёты выпрямляются на одном с нами уровне и кажется, что они летят прямо на нас, но резко задирают носы и уходят прочь, в небо, в туман.