-- Слава Непознаваемому, что покровительствует всем разбойникам, грабителям и честным жуликам! У какой вселенной есть еще такой чудесный Создатель? Слышь, Гройе, я не хочу касаться этой падали, обыщи его сам.
Тенор:
-- Ты просто дрейфишь, лысая задница! Что толку от твоих многоугольных мышц и могучих широких плеч? Душа твоя хилая, подстать моему старческому члену...
Баритон:
-- Я ведь могу и обидеться, любезный Гройе... Вот сейчас обижусь и заплачу. И ты заплачешь вместе со мной...Возможно, от сострадания, но скорее всего от того, что твой хилый член, воткнутый тебе в задницу и пропущенный через кишечник, будет торчать из твоей же глотки. И будет символизировать не только окончание твоего тела, но и всей твоей собачьей жизни! Понял, сударь, философский подтекст моих изречений?
Тенор:
-- Ну ладно, ладно... Не заводись. Помни, что президент Астралии обещал нам отвалить как минимум двадцать тысяч евралей за эту чертову бумажку... Хорошо, я сам обыщу его.
Ну наконец-то! Наконец-то Жерас понял в чем дело! Им нужен не он, не его мнимые драгоценности, они ищут тайный договор, полтора эпизода назад заключенный между Флюдвигом, канцлером Тевтонии, и правителем Астралии. Несомненно, Калатини за эту бумагу отдаст не только двадцать тысяч металлических безделушек, именуемых деньгами, но даже свою ненаглядную Тиану, спутницу жизни. Как все просто! Как все объяснимо! Жерас даже хотел рассмеяться от столь незатейливой разгадки, но вовремя спохватился, вспомнив, что умершим смеяться как-то не совсем прилично. Ведь этот проклятый документ он зашил во внутренний карман своего платья.
Хриплый баритон проворчал какие-то иноязычные проклятия, затем взял факел и посветил перед самым лицом эксгумированного тела. Жерасу показалось, что его замкнутый в собственных глазах незримый мир воспылал апокалиптическим огнем. В лицо хлынул жар. Он напрягся не столько от неожиданности, сколь от непредсказуемости последующих событий. Но контроль над собой сохранил, -- ни один мускул так и не дрогнул.
-- А ведь действительно, хорошо сохранился... Словно спит, -- баритон снова проскрипел по воздуху.
-- Дай-ка его сюда! -- тенор уже звенел над самым ухом. Видать, наклонился.
Жерас, воспринимающий окружающую его полуреальность пока лишь органами осязания, почувствовал как с него стащили саван. Потом, сопя над самой грудью, принялись расстегивать платье и бесцеремонно перевернули набок. Он же, как подобает добросовестному покойнику, расслабил руки, позволив стянуть с себя верхнюю одежду. Платье было незамедлительно вспорото, и послышался шелест бумаги.
-- Вот оно! Вот оно... -- радостно запел обладатель тенора, -- трубочкой замотано!
Жерас начинал подумывать, что весь этот спектакль пора бы приближать к финалу. Перед ним было несколько вариантов. Первое: подождать пока эти троглодиты сами уйдут. Второе: внезапно вскочить, выхватить у кого-нибудь оружие и... Слишком рискованно. Он даже не мог подглядеть, как они выглядят внешне. Тот, который с "многоугольными мышцами и широченными плечами", надо полагать, неплохой боец. Президент Астралии не стал бы посылать слюнтяев... Ладно, еще третий вариант: действовать на психику. Медленно восстать из гроба и с округлевшими, как у зомби, глазами пролепетать какое-нибудь заклятие на никому не ведомом языке. Что-то вроде: "
Испугаются?.. Первые мгновения -- да. Но потом, обосравшись, вновь воспрянут духом и... снова непредсказуемый финал.
Наконец, четвертый вариант: просто вскочить и убежать. Казалось бы -- самое очевидное, но... Дело в том, что наследник франзарского престола еще никогда ни от кого не спасался бегством, тем более от двух проходимцев, посягнувших на его инфернальные владения.
-- Что с телом-то делать будем? -- тенор голосил уже где-то в отдалении. -- Не закапывать же его обратно?
Молчание было недолгим, но изматывающим. Вдалеке за кладбищем ветер затянул реквием человеческому безумию. В черной вселенной никто никогда не сходил с ума. Она изначально была задумана как мир сумасшедших. Изъян здравомыслия здесь долго не уживался. Поэтому нет ничего удивительного в ответе баритона:
-- Давай поссым на него. -- Сказано было почти ласково. С тем же безразличием, с каким читаются молитвы в храмах.
Жерас почувствовал, как струя чуть теплой, но обжигающей влаги, рисует у него на спине какие-то овалы.
Далее шла партия тенора:
-- Послушай, лысая задница, давай хоть немного побудем людьми. Наденем на него платье, положим как лежал...