«Таким образом, — записывала миссис Уиллоу в блокноте, — тридцатое августа и есть тот самый день, последний день жизни на земле…» И затем добавила трясущейся рукой: «Боже, храни нас!», что было совсем не в ее характере.
— Но я настаиваю на том, чтобы мы забаррикадировались изнутри! — воскликнула тетя Фэнни и добавила, озаренная: — Знаете, это как ребенок, который прячет голову под одеяло. Разумеется, мы непоколебимо верим в моего отца; и все-таки хотя его защита распространяется на дом и всех присутствующих, я считаю, нужно обязательно закрыть окна и запереть двери.
— Как по мне, — вмешался капитан, — так больше похоже, что мы надеемся, будто нас никто не заметит. Хотя в вашего отца я верю безгранично, — подчеркнул он специально для тети Фэнни.
— Мне эта идея не по душе, — медленно произнесла миссис Уиллоу. — Больше похоже, что мы не доверяем отцу тети Фэнни. Тут двух вариантов быть не может: либо он нас защитит, либо нет.
— Это ведь он нам велел забаррикадироваться изнутри! — раздраженно парировала тетя Фэнни. — Наоборот, таким образом мы идем ему навстречу: демонстрируем, что готовы сами предпринять необходимые действия для собственной защиты, а не ждать сложа руки, пока он все сделает за нас.
— Ну, одеяло на окне мало от чего защитит, — прямолинейно заявила миссис Уиллоу.
— А может, смысл в том, чтобы занять нас чем-нибудь на период ожидания? — предположил Эссекс.
— В момент опасности животные инстинктивно прячутся, — заметила миссис Хэллоран. — Я нахожу сравнение тети Фэнни с ребенком под одеялом не таким уж глупым…
— Мы будем чувствовать себя в большей безопасности, это точно, — сказал Эссекс.
— Или одеяла на окнах нужны лишь для того, чтобы мы не выглядывали наружу, — тихо предположила Глория.
— Я — повеса, — констатировал Эссекс. — Мне следовало родиться в то время, когда молодому человеку было проще занимать деньги — или вообще не рождаться…
— Глупенький! — укорила его Глория. — Солнце светит, небо такое ясное, мы сидим рядышком на скамейке, совсем одни, и тебе больше не о чем поговорить, кроме как о своей персоне?
— Мы гораздо умнее Джулии с капитаном, — заметил Эссекс, — мы можем уйти отсюда. Дойдем до деревни — ты ведь уже однажды перелезла через ворота, значит, сможешь еще раз — и отправимся пешком до города, если понадобится. Или подождем автобуса в холле гостиницы. Если мы не захотим оставаться в городе — а я рискну предположить, что ты захочешь перебраться подальше, — то мы уедем так далеко, как только сможем, и поселимся временно в другом отеле, или гостинице, или пансионе — в общем, найдем какую-нибудь меблированную комнату. Во всех меблированных комнатах, в которых мне доводилось побывать, всегда стоит плетеная мебель, а на стене висит картина с изображением «Моста Вздохов». Только придется откуда-то раздобыть денег… Короче говоря, один из нас должен будет найти работу.
— Это несложно, — ответила Глория. — Я могу работать.
— Да, наверное, придется тебе, больше некому. Я буду сидеть в меблированных комнатах и притворяться писателем. А когда ты придешь домой с работы после долгого, утомительного дня — ты будешь продавать билеты в кинотеатре…
— …драгоценности в киоске универмага…
— …то должна будешь немедленно спросить, как у меня прошел день. Мне нужно будет раздобыть бумагу и ручку для убедительности.
— «Как у тебя прошел день, дорогой?»
— «Неважно, любимая: одна баллада, три пасторали, что-то вроде триолета и набросок научной статьи о Фрейде». Глория, — сказал Эссекс, поворачиваясь, чтобы взглянуть ей в глаза. — До этого момента я ни разу не любил…
— Я знаю, — отозвалась Глория. — Я прекрасно тебя понимаю…
— Я хочу быть твоим спутником в новом мире, чистом и сияющем; и в то же время я хочу быть твоим мужем в этом мире и жить с тобой в убогой нищете, в которой живут семейные люди. Я хочу меблированные комнаты, работу, грязные пеленки по углам, плохую еду — ты умеешь готовить?
— Превосходно.
— Тебе придется готовить скверно, чтобы соответствовать моему идеалу. Я мечтаю о таком вот мрачном, тягостном будущем, которое возможно лишь здесь и сейчас. Я стал бы мириться с твоим долгим отсутствием на работе в киоске…
— …в билетной кассе…
— …с твоей посредственной готовкой…
— Я отлично готовлю.
— …и плохой уборкой…
— Я прекрасно умею содержать дом.
— …и твоими вопящими детьми…
— Дети чистенькие, опрятные, воспитанные, и все давно уложены спать.
— …но я всегда буду бояться. Или, по крайней мере, до тех пор, пока длится это «всегда».
— Чего бояться? Или кого? Тетю Фэнни?
— Да, тетю Фэнни.
Глория умолкла.
— Если тетя Фэнни права, — продолжал Эссекс, — и я прошу прощения за то, что порчу этот прекрасный летний день упоминанием о ней; так вот, если тетя Фэнни права, то мы окажемся в ситуации, полной, мягко говоря, комичных возможностей. Попробуй представить себе так называемый «новый» мир тети Фэнни.
— Я уже давно пытаюсь, — призналась Глория.