Солнечные пятна

Закрываю глаза и оказываюсь в черной глубине космоса, там, где летают недосягаемые мечты. Я смогла дотянуться до них, и самая главная только что стала реальностью.

— Я тоже, Артем. Потому что я тебя… — слова вырываются из сердца, но последнее так и остается не сказанным.

Незачем. Ни к чему.

Глава 32

Реальность покинутых людьми мест искажена, похожа на сон со своими законами и парадоксами: после часа, проведенного здесь, я уже не думаю о проблемах, что остались далеко внизу, не помню о времени, забываю о том, кто я, откуда пришла и куда двинусь дальше.

В ранних сумерках кутаюсь в мягкую толстовку, хранящую тепло Че, с трепетом наблюдаю за точными движениями его обвитой татуировкой руки, чувствую едкий химический запах вырвавшейся на свободу краски и завороженно молчу: есть от чего.

Таланты других людей всегда привлекают мое внимание, но душа при этом не остается чистой — ее наполняют удивление и восхищение с примесью досады и зависти. У меня нет талантов, это очевидно, а рифмы, что я навечно привязываю к бумаге, — лишь способ уйти от реальности. Они помогают верить в то, что я не такая, как мать, и что окружающая меня убогость не навсегда.

Че я восхищаюсь совершенно искренне. Красивый, с хорошими манерами, он талантлив во всем. Че умеет поддержать любой разговор и обезоружить улыбкой, ему под силу идти по жизни с высоко поднятой головой, и никакая грязь не запятнает его образ. А еще он замечательно рисует. Не разбираюсь в стилях, направлениях и жанрах уличного граффити, но от усталых зеленых глаз, которые Че за пять минут изобразил на стене лифтовой шахты, перехватывает дух — я узнаю взгляд, что ловила сегодня в отражении мутного зеркала в своей тесной комнатенке.

— Это… я? — Пораженно моргаю, и Че кивает:

— Ты. — Он протягивает мне баллончик с черной краской. — Твоя очередь. Давай, ударь вандализмом по меланхолии и грусти! И впредь пусть твои глаза смеются!

Нерешительно забираю краску, топчусь у кирпичной стенки, прищуриваюсь. Через всю кладку тянутся витиеватые разноцветные надписи, оставленные неведомыми людьми. Призрачное безмолвие сохранило их голоса, и обрывки веселого смеха до сих пор эхом раздаются в эфире… Или же это ветер внизу сгоняет с ветвей испуганно кричащих птиц.

Че задумчиво наблюдает за мной.

— Не умею я рисовать, прости, — сообщаю растерянно и, робея под его взглядом, дрожащей рукой вывожу неровный круг и лучи, идущие от него во все стороны.

— Вот теперь у нас есть доказательство того, что ты тоже здесь была! — удовлетворенно кивает он и вдруг улыбается. Наверное, так он улыбается лишь самым близким и родным людям — спокойно и светло. Как же он прекрасен.

Томление растет, давит изнутри. Спохватившись, что слишком долго смотрю на Че, поспешно отвожу взгляд. Че тоже опускает глаза, краснеет, скрещивает руки на груди в жесте защиты. Я всхлипываю: он впустил меня в свое сердце — как ни остерегался, как ни избегал. Я только что это увидела, и не хватает воздуха, чтобы надышаться, не хватает души, чтобы вместить изумление, испуг и радость.

Мы топчемся рядом, разглядывая свои кеды, и жар мучительной волной проступает на щеках.

— А кто оставил их? — еле слышно возобновляю разговор, кивая на яркие надписи на стене.

— Мои друзья. Каждый оставил свой след. — Репортаж Че обрывается тяжелым вздохом.

Делаю неверный штрих, опускаю руку и в ужасе оглядываюсь:

— Вы… и сюда забирались прямо по стенам?

— Ну да. — Он пожимает плечами. — Ты можешь сказать, что это смертельно опасно, но я обожаю высоту. Она дает свободу, которую может мгновенно забрать вместе с жизнью. Но именно на контрасте приходит осознание, что ты по-настоящему живешь: ярко, на всю катушку, каждый твой миг как последний. На высоте я не какой-то там Артем, который пока еще молод, но жизнь его никчемна и полна проблем, который, как и все, совсем скоро состарится и загнется, я — часть вечности. На высоте все честно, там нет смысла врать. Мы с ребятами этим жили. Было очень круто. Когда-то.

Я жду продолжения, но его не следует. Че всматривается в вечерние дали, словно видя отрывки недалекого прошлого, что поднялись со дна памяти. Прошлого, о котором я не знаю ничего.

— Теперь ты не с ними, Че, но… — осторожно начинаю, — я не понимаю только одного. Во всем виновата та девушка… Так где же она сейчас?

Сообщение Ви о тайнах, которые он, возможно, прячет за душой, подействовало на меня гораздо сильнее, чем я бы того хотела — при малейшем сомнении подозрения оживают во мне, мучают и изводят.

— Что? — Он вздрагивает. — Ты о Маше? Она взяла академический и уехала пару месяцев назад — нашла в другом городе новых друзей и занятие по душе. Иногда мы общаемся, но прежней легкости нет. Да и смысла в общении — тоже.

Мне не нравится простота, с которой Че говорит о ней.