Солнечные пятна

Она растянулась на полу у окна, закрыв глаза. Косая полоска света, пробивающегося через шторы, легла поперек лица, и она ощутила солнечное тепло на своей щеке. И такое же тепло начало разливаться по телу — это лекарство поступило в кровь. Боль выросла до небес, будто сопротивляясь, но не смогла пересилить, задрожала и постепенно утихла. Мир вокруг снова стал прекрасен, Алов чувствовала, что любит его. Мучение сменилось блаженством. Ей хотелось пребывать в этом состоянии вечность.

Солнце переместилось и засияло прямо в глаза, напоминая о делах.

— Я готова.

Дверь распахнулась, и Бессмертная Дева явилась на балконе дворца — все в том же белоснежном облачении с яркими каплями крови на нем, которые теперь потемнели и приобрели благородный пурпурный оттенок.

Толпа встретила ее изумленным гулом. Люди смотрели на ту, что посрамила смерть, и сердца их снова наполнялись благоговением, они любили ее и боготворили, они были готовы на все ради нее.

— Жители Запада и Востока! — Алов подняла руки, и толпа мигом утихла. — Вы знаете, кто я?

— Алов! — загудела толпа.

— Я Дева, Поправшая Смерть! Я Алов крови Ашет-Ацир-Шамеш, законная наследница престолов по обе стороны Реки! Я ваша власть!

Она перевела дух, опершись на ограду балкона.

— Я родилась заново, чтобы доказать вам: несть конца жития по смерти, но сон и ожидание воскресения и новаго мира. Воскресение свершилось. Грядет новый мир!

Люди внизу жадно ловили каждое ее слово.

— Этот новый мир будет лучше, чем прежний! Великий мост простоял тысячу лет, а наш мир простоит десять тысяч! И в нем не будет войны, разрушений и мук. В нем не будет зла.

Она снова вскинула руки и напрягла голос, насколько смогла:

— Уверуйте! Я посрамила смерть, и вам говорю: грядет мир жизни и света! Грядет час Пробуждения!

Толпа зашумела, выкрикивая ее имя. Люди уверовали.

А когда восторженные крики утихли, кто-то спросил:

— Дева! Что нам делать теперь?

— Теперь идите, — ответила она. — Живите дальше. Несите мой свет людям. Стройте мой мир. И помните: несть конца жития по смерти. Все пробудятся.

Повернувшись, она скрылась в темноте дверного проема.

Суд

Обессиленная, она упала в кресло. В висках стучало, и боль в животе снова зашевелилась.

— Мне хочется спать, — произсла Алов, закрывая глаза. — Боги, как хочется спать.

— Увы, — Белобород тихо подкрался сзади, — спать еще нельзя. Еще нужен суд.

— Суд? Какой суд?

— Суд над убийцами и предателями. Ротберг, Демиркол. Все, кто виновны в той крови, которая пролилась здесь. Все должны быть наказаны.

— Может быть, завтра? — Алов с мольбой посмотрела на него.

— Завтра? Можно и завтра, но это будет неправильно. Сегодня последний день старого мира, и те, кто разрушил его, должны остаться в нем же. Так будет лучше.

— Ну… хорошо, — Алов с трудом поднялась. — Я буду судить их. Не здесь, в большом зале.

Трон Запада, который теперь стал троном всего мира, украсили белыми лилиями — такими же, как были на ее похоронном кресле. Алов переоделась в чистую тогу и вышла в зал, уже заполненный народом. При ее появлении все склонили головы, а кто-то даже упал на колени; воцарилось благоговейное молчание.

— Да свершится суд, — сказала она, садясь.

Первым привели Эдварда Ротберга. Он был закован в цепи и прихрамывал.

— Принцесса, — улыбнулся он. — Или как вас правильно называть теперь?

— Владычица Алов, — подсказал Белобород.

— О, и этот здесь, — Ротберг притворился, что не удивлен. — В общем, все в сборе.

— Ты, маркграф Эдвард Ротберг, обвиняешься в убийстве моего отца. В мятеже против власти императора. В узурпации власти. Это тяжкие преступления, они караются смертью.

— Так-так, — Ротберг занервничал. — Во-первых, я не убивал твоего… вашего отца. Он был казнен как убийца. Тому есть свидетели… Да вот Стенн, например.

Стенн, стоявший неподалеку, кивнул.

— Затем, мятеж. Это был не мятеж! — Ротберг повысил голос. — Ваш отец сам направил мне письмо с просьбой прислать войска. И я откликнулся на призыв! Что же касается узурпации — то у меня было право на это! Грамота императора Клавдия Вреддвогля, данная моему предку, которая гласит, что род наш до скончания времен обладает привилегией вступления в право регентства империи, если император не может сам управлять ею, несовершеннолетен, слаб, болен или умер.

— Но отец управлял империей! Он был здоров и жив!

— Он ставил себя выше интересов страны! — Ротберг кашлянул. — Он не желал принять нашего войска. Он закрыл перед нами ворота города, оставив нас под стенами, будто мы были врагами.

— Вы и были ими. Вы пришли сбросить его с трона.

— Вовсе нет. Мы пришли по зову нашего императора. Пришли и обнаружили, что он потерял чувство здравого смысла. Поэтому я вынужден был воспользоваться…

— Ты все подстроил, — слабым голосом сказала Алов. Она уже почувствовала, что проигрывает спор. — Отец терял все в любом случае. Впусти он вас — ты бы взял власть силой.

— Я не буду отвечать на это, — усмехнулся маркграф. — Тем более, он нас и не впустил. Так или иначе, мои действия были оправданы и правомочны. Все до одного.