– Вы не справитесь, – взвизгнула отвергнутая прислуга. – Вы мне даёте отставку ни за что! И… как буду я? Вы подумали? Долгие годы я была для Вас матерью, подругой, наперсницей… Дворец в полном смысле мой дом! И вот благодарность! Вдруг – не нужна, подумаете только! Так не бывает, не может быть за все хорошее с моей стороны! Я буду жаловаться Императрице!..
Мария уже ничего не слышала. Она шла по подземному коридору, оставив завывающую Донью в переговорном зале.
Коридор вывел Марию в Зимний сад.
Посмотрела вверх – лютая февральская пурга не угадывалась за голубым куполом, имитирующим безмятежное июльское небо.
Мария стремилась к иве у ручья, где с Зоряной они не раз укрывались от детских невзгод или назначали встречи для обсуждения новых проказ. Путь ей преградил садовник. Вернее, его гвардия, состоящая из множества рулонов, стоящих солдатиками на торцах. Вместе с помощником-подростком садовник развешивал на кусты защитную – вероятно, от птиц – зеленую сетку.
Он не сразу заметил Принцессу и почувствовал себя неловко за невнимательность. Никто не учил его, как надо извиняться. Поэтому получалось и коряво, и забавно.
– Раньше вот, когда еще до революции, прапрадед мой служил у Николашки – ну, у последнего царя нашенского – то есть не совсем последнего…Но Его Величество, отец Ваш родной, еще народиться не изволили…так что извиняюсь, ежели чего. Служки по саду серебряные колокольцы на тесемках развешивали тогда и ждали, кто из царей в сад пожалует. «Дзинь-дзинь» разнесется у нас в каморке – так сразу атас – благородный чин приближается…Такое практиковалось оповещение… Смешно, конечно…звоночки всякие…
– Так вы потомственный, грите, садовник? – спросила Мария в садовниковой манере. – Простите, не знаю, как зовут вас…
Садовник закивал так, что, казалось, его редкая бороденка высыплется совершенно, а голова покатится вслед за нею.
– Так это ж я и хотел поведать, Пресветлая.
Пятясь, он переступал с ноги на ногу, так что скоро, незаметно семеня ими, удалился за спину подручного, застывшего в руках с колышком с прикрепленным концом сетки.
– Да не смущайтесь вы так. Принцесс, что ли, не видели? – сказала она с досадой.
Но он стоял и глазел на нее, как на какую-то невидаль. «Однако мог бы и поклонитьс, – отметила Принцесса, вспоминая уроки доньи Беатрис.
– Зачем вам это? – она кивнула на сетку. – Неужели птицы в феврале? Да и ягоды… есть ли они?..
Она пожала плечами.
– Так ведь теплынь постоянную механизмы делают…
– Колибрей много, – поддержал отца малец неожиданным баском. – Из Калифорнии. Прислали, когда вулкан взрывался.
– Так для этих крохотулек вам ягод жалко? – спросила Мария.
– Жалко у пчелки, – сказал малец. – А жрать без разбору – непорядок.
Принцесса с трудом выдержала б его строгий взгляд, если б не колибри, которая, как шмель, не закружила над троицей, снуя взад-вперед между людьми и «перемагничивая» взоры на себя.
– Ишь, вертихвостка носатая! – сказал садовник, стараясь отмахнуть птичку от Принцессы колышком с привязанным к нему концом сетки мотался словно неотлаженный сачок. – А сынишку мово Ярмилом кличут.
Колибри с перламутровыми разводами на темных крыльях придумала усесться Принцессе на руку. Та поднесла локоть со мелким созданием к глазам, рассматривая переливы покрова.
– Ух ты! – выдохнула. – Серебристый клювик и красное брюшко. Это солнечный краснобрюхий колибри. Таких я видала в Бразилии. Похоже, я совсем отвыкла от родимой земельки с ее обитателями. Все мне кажется таким необыкновенно… прекрасным.
Ее взгляд вновь схлестнулся со взглядом Ярмила. Но она уже подготовилась и успела воздвигнуть прозрачную стену между ним и собой. Поэтому широко распахнула глаза навстречу и повторила с самым наивным видом:
– Ты Яр-милка. А я Ма-ша.
Но неубираемый взгляд продолжал своё непонятное действие, превращавшее ее в женщину. Ей, казалось бы, приходилось сталкиваться с подобными взглядами, она выработала безразличие к ним: что поделаешь, мужчина – слабый пол. Это узел инстинктов. Им трудно сдерживать себя, особенно тогда, когда перед ними хорошенькая девушка. Это неодолимо. Мария сразу же вычеркивала таких слабаков из ближнего окружения, переводя в отдаленные. Но сейчас было нечто другое – древнее, времен «глиняных венер», что до сих пор находят археологи на местах стоянок первобытных сообществ.
Это какое-то колдовство, которое она не испытывала ни разу. Она не имела против него средств обороны, да и чувствовала, что они не нужны. Они только покажут, что слабачка не он, а она. Это был вызов на бой равных. Хуже того, не на бой, а на единство. Волшебное единство, которое может всё. Всё, что недоступно простым сложением человеков. Она чувствовала себя не женщиной, а Женщиной с большой буквы. Той, от слова которой зависела судьба не только этого человека, но – через него, через его силу, ловкость и находчивость – судьба многих. Густыми запахами дремучего леса пахнуло на нее…
Нет-нет, это ее фантазии! Мария тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.