Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Именно такие праздники — sagra — в Италии мне нравятся больше всего. Приедешь в какой-нибудь малюсенький городок, обойдешь его весь за полчаса, распробуешь продукт, в честь которого устроен праздник, во всех видах, посмотришь на костюмированное шествие, а потом усядешься за длинный деревянный стол вместе с местными жителями — и ешь, пей, веселись, сдвигай деревянные кружки в такт незнакомой песне. Evviva la sagra! Есть во всём этом какой-то очень простой и глубокий смысл: праздник как заслуженный отдых после долгой работы. Щедрость подлинного веселья, которого хватает на всех — и даже на случайных гостей.

Провинциальным гостеприимством можно насладиться в полной мере, даже будучи за рулем, — итальянская дорожная служба, к счастью, относится вполне снисходительно к паре стаканов вина, выпитых за обедом. В первую очередь потому, что это вино сопровождает еду, а не наоборот, и, конечно же, потому, что обильная итальянская еда действительно нуждается в том, чтобы ее запивали — и запивали именно вином. Формально допустимые нормы содержания алкоголя в крови в Италии такие же, как и везде, но, чтобы не отбирать права у половины страны, водителей на предмет количества выпитого проверяют крайне редко. По крайней мере, я ни разу еще не слышала «я не могу, я за рулем». Но, по-моему, это правильно. Итальянское винопитие не имеет ничего общего с алкоголизмом. Я много раз видела итальянцев «слегка навеселе», но ни разу не наблюдала итальянца, который не может встать на ноги, потому что он пьян. Обсуждая северные народы, сами итальянцы иногда добавляют вполголоса: «они пьют, чтобы напиться», — и цокают языками.

Что же касается знаменитых итальянских городов, куда я так стремилась поначалу, то к таким поездкам я со временем остыла. Итальянское экскурсионное движение, увы, совпадает по времени с общемировым экскурсионным движением.

Каждую секунду, проведенную во Флоренции, любой путешественник запечатлевается как минимум на десятке фотоснимков, на которых его никому не нужное лицо, вместе с сотней других лиц, останется жить в веках (или сколько лет жизни нужно отводить современной цифровой фотографии?) — в Японии, Америке, Австралии, Исландии или Китае. Толпа, похожая на первомайскую демонстрацию в большом промышленном городе, меня настораживает, как и любые другие проявления массового энтузиазма, даже если эти люди охвачены возвышенной жаждой прекрасного.

Наш друг Валерио, родившийся и выросший во Флоренции, судя по всему, примерно так же думает — хоть ему и не приходилось никогда участвовать в первомайских демонстрациях. Из своего легендарного города он сбежал в средневековую деревушку Поппьяно. Сидит себе у камина долгими зимними вечерами, листает Данте, а если одолеет жажда прекрасного, идет со стаканом в сад — любоваться знаменитым тосканским пейзажем в оригинале.

И каждый раз, еле выбравшись из флорентийской туристической толпы, я валюсь в садовое кресло рядом с ним и думаю: а может, он не так уж и не прав? Тем более что на полке у камина у него стоят прекрасные альбомы с репродукциями из галереи Уффици — только здесь, в тиши у камелька, и получается рассмотреть как следует всё то, что было невозможно разглядеть в толпе.

Венеция — другое дело. Благодаря своей двойной транспортной системе она позволяет настойчивому путешественнику подобраться ближе к своей сути. Ходьба по туристическим маршрутам там так же малоприятна, как во Флоренции или в Риме. Но если залучить в гиды коренного венецианца с собственной лодочкой — вы увидите совсем другой город.

Венецию действительно нужно смотреть с воды, не спеша переплывая из канала в канал, с острова на остров, высаживаясь где бог на душу положит, чтобы отдохнуть, сидя на парапете, съесть мороженое или искупаться в лагуне. Бутафорские гондолы с горластыми гондольерами для этой цели подходят плохо: хотя бы потому, что шакалы-таксисты из Шереметьево — просто дети по сравнению с венецианскими гондольерами.

Кроме того, в кафе и ресторанах Венеции действует тройная шкала цен — для иностранцев, для итальянцев и для венецианцев. С иностранцев сдирают три шкуры. Итальянцам, родившимся за пределами Венеции, дают почувствовать при помощи цен, что разумнее им было бы сидеть у себя дома; а своему брату-венецианцу отпускают всё самое лучшее по номинальной стоимости. Наш друг, возивший нас на своей лодочке по самым интересным местам, заходя в любое заведение, первым делом громко здоровался на венецианском диалекте, хозяин отвечал, пару минут они беседовали о чем-то нам совершенно непонятном, а потом хозяин снисходил к нам и советовал — уже на итальянском, — что́ съесть и что́ выпить самого свежего и самого вкусного. При оплате счета оставалось только удивляться, как сильно знание языка может отражаться на кошельке.