А вот процесс навигации, к сожалению, я никак не могу описать, потому что говорят яхтсмены на совершенно отдельном языке, в котором сухопутный человек может уловить только суффиксы и окончания — что-то вроде глокой куздры, которая штеко бодланула бокра и кудрячит бокренка. Здорово, но непонятно! Из всего сказанного за часовую морскую прогулку я поняла следующее: в какой-то момент мы поставили дополнительный третий парус, в другой момент мы почему-то очень быстро его убрали и пошли галсами.
Еще я поняла, что в команде должно быть четыре человека, но четвертой была я, и рулевому приходилось делать за меня всю работу. За тот час, что мы были в море, ни одной минуты мы не посидели сложа руки (сидеть недостаточно — при перемене курса надо очень быстро перепрыгивать-пересаживаться на другой борт), и всё время нашей прогулки, даже без дополнительного паруса, у нас была такая скорость, что слова застревали в горле.
Ну и главное, конечно, — это счастье в чистом виде, господа. Можно нареза́ть на ломтики, расфасовывать и раздавать даром, чтобы никто не ушел обиженным.
Именно этим вопросом я и занялась, как только сошла на берег. Где купить счастье?
Конечно, морские салоны специально делают для того, чтобы яхты покупались; мы, кстати, можем гордиться: нас наконец-то любят, привечают и составляют для нас специальные программы на русском языке, половина верфей Италии работает по русским заказам, а другая половина мечтает нас заполучить.
Но мы-то с вами понимаем, что, купив лодку (яхту, шлюп, sailboat — нужное подчеркнуть), мы не сразу получим постоянный доступ к морскому счастью под парусом. Сначала нам нужно будет решить, где оно будет стоять, это судно, кто будет им заниматься, как мы научимся им управлять, и как сделать так, чтобы удар по голове гиком не сбросил новичка в воду, потому что за те десять минут, которые нужны гоночной яхте на разворот, оглушенный и бесчувственный новичок уйдет на дно, так и не вспомнив, как именно называется сбившая его с ног горизонтальная палка, на которой закрепляется снизу парус.
Чтобы махом решить все эти проволочки, отделяющие нас от чистого счастья, можно выбрать себе клуб или ассоциацию парусного спорта, и уже вместе с ними проходить все ступени посвящения. Можно сразу купить яхту, а потом уже учиться. При покупке следует помнить, что каждое судно рассчитано на экипаж из определенного количества человек, поэтому разумнее всего разделить стоимость яхты на необходимое количество членов экипажа. Можно найти ассоциацию, у которой есть свои яхты, и некоторое время ходить на «общественных» парусных судах. А можно стать членом яхт-клуба, надевать по воскресеньям мокасины, майку-поло, садиться с коктейлем на террасе клуба, смотреть на синий горизонт с белыми треугольниками парусов и думать: уж не от счастья ли они бегут?
Меня же парусники навели на совершенно новую мысль: вовсе не парусу, а вёслам доверяли свою жизнь аргонавты, проскальзывая между Сциллой и Харибдой. А значит, и мне рано устраиваться с коктейлем на террасе яхт-клуба. И когда, вытирая пот со лба, я буду причаливать длинную и тонкую как стрела лодку у Клуба классической гребли и спрашивать себя, кой черт занес меня на эти галеры, — я буду знать, конечно, правильный ответ. Вовсе не черт, а любовь к литературе.
Сопротивление, партизаны и bella, ciao!
В семье каждого пропавшего без вести годами жила одна и та же мечта: о том, что они не погибли, что им удалось спастись.
Моя бабушка, выйдя замуж, не поменяла фамилию — и жила под своей девичьей, двойной и не самой удобной Иевлева-Шлыкова. Она не помещалась ни на одной табличке, ей не хватало места на конверте, бабушка то досадовала, то смеялась, — но никогда не объясняла мне, почему всё в ее жизни так, а не иначе. Но за несколько лет до смерти она вдруг сказала:
— Знаешь, наверное, мне надо перестать ждать своих братьев. Ведь если даже они выжили в войну и прожили жизнь где-то, то теперь уж они точно состарились и умерли — они ведь старше меня, а женщины живут дольше.
— Неужели ты ждала, бабушка? — спросила я. — Всё это время?
— Конечно, ждала, — ответила она. — Поэтому и фамилию не меняла. Иначе как, думаю, они меня найдут? Но вот видишь, не нашли…
Старший брат моей бабушки, Вадим Иевлев-Шлыков, был кадровым офицером, артиллеристом; он служил на западной границе и в первые же дни войны был ранен, попал в плен… В плену он организовал несколько побегов для своих товарищей, но сам — умер на цементном полу барака от тифа. Тому есть свидетели. Мы все в семье это хорошо знаем.
И всё же — бабушка надеялась. Ведь всегда был шанс, что кто-то ошибся, не знал, не увидел, не понял, обознался. И, может быть, и бабушкин брат Вадим сумел сбежать из лагеря…
…И — что? Что же могло с ним тогда случиться?
Какой судьбы мы — семьи пропавших без вести — желали им изо всех сил, когда продолжали о них думать много лет спустя после окончания войны?