Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

За витриной несколько раз горевшего в пожарах и восстановленного театра Фениче вдруг мерещится Михайловское, от которого в годы войны не осталось камня на камне, и голодные бабы с ребятами в ватниках: работали по субботам, чтобы построить всё заново, — потому что однажды созданное нельзя уничтожить, пока мы хотим, чтобы оно жило. Только тогда за золоченым фасадом самого туристического места проступает жизнь — с грубоватыми местными техниками, пьющими в 10 утра вино вместо кофе, и русским оркестром, заселенным по бедности в Местре, везущими в давке вапоретто свои костюмы на вешалках, и работа до упаду, и ночное возвращение в сплошном тумане домой в городе, в котором даже нельзя взять такси.

Венеция, залитая высокой водой, Венеция из фильма «Десять зим», Венеция Архитектурного биеннале, Венеция Висконти и Венеция «Набережной неисцелимых» теперь проводит тебя по своим калле с любовью и доставляет тебя в свой спрятанный рай — на маленькие острова в Лагуне, где ушедшие на покой великие архитекторы настроили себе среди крапивы и лопухов настоящих русских дач с большими верандами и соломенной крышей, и теперь смотрят на золотые купола Сан Марко через лагуну с маленьких, шатких, деревянных причалов.

Милан со своими модными девушками и дорогими витринами напоминает Москву, а схваченные изморозью осенние листья парка Валентино в Турине приводят на ум Некрасова: «Славная осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит».

Вечно чумазые руки южан в Неаполе и Палермо заставляют вспоминать Кончаловского и его умиление «всей этой цыганщине» — и очередь за куском знаменитой пиццы «Da Michele», и крысы в переулках, и церкви, и воры, и жара в Помпеях, — всё обретает свой смысл.

Понять по-настоящему можно только полюбив.

Вот и я стала любить пушкинский заячий тулупчик, и толстовских баб с торжковским шитьем, и «плат узорный до бровей» Блока. Итальянцы мне в этом только помогают. Своей северной поэтикой труда, своим южным «эх, однова живем!».

«Ты только думаешь, что ты хочешь всё время в Россию, — говорит мне Маша, — а на самом деле — как только ты туда уедешь, немедленно начнешь скучать по Италии».

Скорее всего, она права. Я скучаю по золотой осени и снежным зимам, по мартовскому талому снегу и влажному ветру, по голубым подснежникам в апрельском лесу и по соловьям за окном — они лучше всего поют в мае, когда мне никак не вырваться с работы. Я скучаю по своей родине-времени, которая — к счастью, как Михайловское, как театр Фениче, — восстановима в любой момент и в любую секунду, стоит лишь сесть вместе с любимыми за деревянный стол под яблонями или пройтись по бульварам.

Но мне никогда не забыть, как я снова помирилась с миром и с Богом здесь, в Италии, на маленькой железнодорожной станции, где я много часов кряду ждала поезд во время железнодорожной забастовки. Меня привез сюда на машине коллега-американец после долгой работы на фестивале в Сполето — театральной мекке Италии. Мы все устали друг от друга, и только вшитый в подкорку обязательный смайл позволял американцу-организатору справляться со своим раздражением.

Когда-то в Сполето работал Сандро, и все встречи con i colleghi storici — с давними коллегами из Неаполя, Флоренции и Турина — всегда кончались воспоминаниями о том, как они выучили в Сполето «Бориса Годунова» по-русски, и как напились, и как что-то сломалось прямо перед премьерой. Каждый шаг по горбатым улочкам Сполето был для меня как декорация самого любимого старого фильма: наконец-то я это вижу и даже могу потрогать.

В последний день американская труппа поехала на родину Франциска Ассизского, я же смотрела на башни Ассизи из окна провинциального вокзала, где на затертом рисунке каменных полов лежали неровные прямоугольники солнечного света, а по углам стояли кадки с пыльными фикусами. «Даже и не жалко, — думала я. — Мы обязательно поедем в Ассизи — только вместе с Машей и с Петей, но для начала посмотрим вместе фильмы Росселини и Дзеффирелли о Сан Франческо».

Местные мужики играли в зале ожидания в карты и изредка на меня посматривали. Я пыталась поймать wi-fi (безуспешно) и дописать очередной текст (тоже без результата).

— Синьорина, принести вам что-нибудь? Или хотите, мы чемодан посторожим, пока вы сходите?

— Да нет. Спасибо. Хотя… не знаю… да!

Один из мужиков поднялся и принес мне стакан холодного дешевого вина. Граненый такой стакан. Очень знакомый.

— Сколько я вам должна?

— Да, ерунда. Из Сполето, небось, пытаетесь уехать? С нашими поездами всегда так. Но хоть посидите здесь с комфортом.

Они снова вернулись к своим картам и больше на меня не смотрели — это северная крестьянская галантность такая, я теперь знаю. Дескать, мы по-хорошему. Помочь, но не приставать.

И вдруг на меня снизошла благодать. Всё было на своих местах. Опыт Сандро соединился с моим. Я смотрела на старые стены, на фикусы и на мужиков как на родных, отсутствие вайфая вдруг стало мне безразлично.