Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Толстой, который вовсе не был апологетом счастья, тем не менее подарил Пьеру лихорадку счастливого возбуждения в финале романа. Пьер верит в то, что взгляд, осиянный счастьем, высветит всё самое лучшее, научит нас любить людей не за что-то, а просто так, потому что наши сердца переполнены любовью. «Может быть, — думал он, — я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда-либо, и понимал всё, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».

А Пушкин… ах, Пушкин! Ах, Александр Сергеевич, милый…

Когда-то в ранней юности мама мне пообещала, что со временем я обязательно научусь любить Пушкина.

— Это, конечно, невозможная банальность, — говорила она, — но, видишь ли, иногда именно в банальности и заключена правда. Пушкин — как бы это ни было затерто — и вправду наше солнце. В шестнадцать лет хочется луны, и звезд, и серенад, и «нечто, и туманну даль», но чем дольше живешь, тем больше понимаешь, что именно солнце греет и освещает.

Я часто думаю, что именно Пушкин определил те качели, на которых нас качает жизнь: от «на свете счастья нет, но есть покой и воля» к «я думал: вольность и покой — замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан».

Ясное осознание покоя и воли может открыть двери радости — и самое обычное летнее утро самого обычного рабочего дня наполнит вас ликованием.

Ожидать с замирающим сердцем счастья — это думать, что одного только солнечного утра тебе недостаточно.

Но и позволить себе нырнуть в высокую волну счастья, заранее зная, что она перевернет всё с ног на голову, могут далеко не все.

Счастье — это не только стоять на солнечном берегу жизни, еще не зная, как тебя протащит по камням и выбросит на берег с переломанными костями. Счастье — это «поплачь о нем, пока он живой». Счастье — это отменить все дела (а они в тот момент кажутся очень важными), провести свой последний день перед отъездом с бабушкой, еще не зная, что он будет во всех других смыслах последним днем вместе. И пусть тебе кажется в тот день, что столько всего еще надо сделать, столько всего успеть, а то, что ты даришь себе сейчас — это незаслуженное, шальное, безответственное русское счастье.