Солнечный день

Да и он сам, Ирка Бернат, этот пошляк из пошляков, не слишком ее удерживал. Он требовал, чтобы его содержали и прислуживали, как наследнику трона, чего последняя подруга, по причине запоздалого прозрения или в силу своей профессии, не смогла ему дать. Скорее всего, он стремился сейчас обеспечить свое будущее. А так как подцепить новую подругу, а вернее сказать, сожительницу, поблизости ему становилось все труднее, он кинулся изучать объявления. Насколько мне известно, такое с ним стряслось впервые.

По сей день не могу понять, почему я поддался на его приставанье и нудные просьбы и сел писать ответ. Не желая влезать в подобную аферу, я сопротивлялся довольно долго. Мне было отвратительно мистифицировать кого-то, пускай незнакомого человека, даже под чужой подписью. Видимо, меня понуждал к тому привычный образ сухой, строгой учительницы в благословенном возрасте старой девы, эдакого целеустремленного педагога, привыкшего воспитывать; надежда, что такая наставит наконец Ирку Берната на путь гражданской истины, не ожидая от брака высокого накала чувств. Вполне вероятно, этот пресловутый ответ я написал еще и потому, что не столь совершенно познал сущность Ирки Берната, как это случилось позже, когда под бременем собственной вины я стал его с пристрастием изучать.

И свершилось: в один прекрасный день я уселся за свою машинку и состряпал из ничего не говорящих полуправд трактат об одиночестве, совпадающем с одиночеством адресата (смерть матери). Пожелания те же: «Надеюсь, уважаемая барышня, что, невзирая на великое множество предложений, на мое письмо Вы все-таки соблаговолите ответить. Остаюсь уважающий Вас…»

Подписался сам соискатель.

Я, изнывая в тоске от вынужденного соучастия, стремился как можно меньше переходить на личности, письмо умышленно отстукал официально-сухое, ибо надеялся таким образом подавить к нему интерес заявительницы.

Увы, этого не случилось. Через неделю или около того Ирка Бернат принес мне ответ:

«Уважаемый пан Бернат, из присланных мне писем ваше заинтересовало меня более всего. Видно, что у Вас доброе сердце и что Вы, как и я, одиноки. Я учительница с правом преподавания в двенадцатилетке, но так как я получила после матери в наследство домик в деревне, то преподаю в небольшом городке поблизости, в школе-девятилетке. Не знаю, правильно ли я поступлю, если попрошу у Вас фотографию, хотя у меня самой нет ни одной последнего времени. Обещаю сфотографироваться и выслать Вам. Я верю в Ваши вполне серьезные намерения. Остаюсь с уважением Ваша Иржина Гайкова, Червенице, 296, окр. Тржемешин».

Меня прошиб пот. Отвлеченная личность обернулась вполне реальной Иржиной Гайковой, педагогом с правом преподавания в двенадцатилетке. Червенице, 296, окр. Тржемешин. И она, эта Иржина Гайкова, хочет вступить в брак. И выбрала, точнее, я выбрал для нее, Ирку Берната, во вполне серьезные намерения которого барышня Гайкова хочет верить.

Я был убежден, что, как только барышня Гайкова увидит на фотографии мечтательные глаза и серебряные виски доброжелательного пана Берната, она, как овца, охваченная вертячкой, очертя голову ринется в брак. И потому я категорически отказался поддерживать впредь с барышней Гайковой какую бы то ни было переписку и, сославшись на Королеву Элишку, заявил, будто моей супруге такое поведение начинает казаться подозрительным. В действительности я попросту врал. Королева Элишка в своем величии никогда не опустится до того, чтобы проявить интерес к тому, что я тюкаю на своем музейном экспонате, пока я сам не навяжусь.

Но Ирка Бернат не отставал. Он вытянул из меня еще одно письменное заявление, где я обещаю барышне Гайковой, естественно от имени Ирки Берната, поддержку на совместном жизненном пути. В этом письме я целомудренно умолчал, что задуманный жизненно важный шаг отнюдь не первый и нельзя с уверенностью утверждать, что он станет последним. Хотя именно в этом Ирка Бернат меня с горячностью убеждал, ссылаясь на свой уже немолодой возраст и пародонтоз, который поразил его десны в результате некалорийного холостяцкого питания. Кроме того, он плакался, что его никто не любит — и это соответствовало истине — и что такой жизни с него хватит. Он просил не лишать его последнего шанса по той единственной причине, что сам он не может состряпать это дурацкое письмо.

Короче говоря, письмо я написал.