Солнечный мальчик

Док был заодно с маньяком, это очевидно… Джон пришел в ярость, рука непроизвольно сжала в кармане револьвер, видя, как смертельная бледность заливает лицо дока, но — о, ужас! — револьвер был какой-то мягкий, выскальзывающий из пальцев… Он вновь обнаружил себя в гостиничной постели, в одежде, в позе спящей Венеры… Вечерело. Желтый карлик, налившись томатным цветом, медленно клонился долу. Возможно, он и вправду лопается каждую ночь за горизонтом, как у Гераклита, брызжа во все стороны гигантскими протуберанцами семян.

Джон закрыл глаза и тихо, старчески засмеялся… Не зажигая света, питаясь лишь отблеском улицы, он сидел, сгорбившись, на постели, нянчил свой «Смит и Вессон», вслепую разбирал и собирал его, и последующие несколько часов, в сумерках, ни одна живая мысль не шевельнулась в его голове.

— Смотрите, это опять он, вонючка!

— Ты снова забыл принять душ, приятель.

— Дайте ему травки, он нам сейчас споет.

Обе шлюхи были на месте, и еще парочка знакомых утренних лиц. Впрочем, толпа наемников изрядно поредела: всего человек семь-восемь оккупировали теперь сквер напротив «Дакоты».

Джон отошел в сторону, заняв позицию между штрейкбрехерами и подъездом здания. Он действительно не успел сполоснуться, спохватившись в сумерках свой души, когда часы внизу пробили восемь. Он и сам чувствовал собственный запах — застарелый запах дороги, голода, тоски и смерти…

В десять пятьдесят, с большим опозданием, к дому подъехал «Кадиллак» маньяка. Шофер проворно выскочил, обогнул машину и распахнул дверь. Самозванец грациозно вышел, вытягивая за собой японку с большим, но легким пакетом в руках. Толпа «фанатов» удовлетворенно заурчала, будто насыщаясь этим вкусным зрелищем.

Джон сделал несколько шагов и остановился. Рука не сразу попала в карман, а попав, намертво сжала теперь уж окончательно затвердевший револьвер.

— Мистер Леннон! — громко сказал Леннон.

Маньяк обернулся. Джон выстрелил один раз стоя, затем, присев на колено, еще четыре раза. Маньяк дергался в такт выстрелам, словно исполняя дьявольский аккомпанемент.

— Я убит! — громко прошептал он, сделал несколько шагов и упал.

Все замерло в виде жареной фотографии для первой полосы: Джон Леннон с револьвером в руке, женщина с пакетом, застывшим на полпути до земли, шофер, с обвалом форменной фуражки… Это был момент истинного величия, самый звездный момент его жизни, по сравнению с которым меркла вся прежняя слава Битлов. И здесь Фауст, который жил в Джоне Ленноне, как и в каждом из нас, бодро вышел из него на воздух и торжественно произнес:

— Остановись, мгновенье!

Первым ожил шофер. Он подошел к Джону, опасливо обогнув кучу тряпья на земле, и прошипел, часто тыча пальцем в эту самую кучу:

— Да понимаешь ли ты, что натворил?

— Я только что убил Джона Леннона, — сказал Джон Леннон и горько улыбнулся собственной шутке. Он действительно убил себя, застрелив маньяка: убил именно себя — не сейчас, так в самом обозримом будущем…

Джон резко мотнул головой, зажмурив глаза. Картина убийства, представшая перед глазами столь ясно, что, казалось, будто ее видят и окружающие, разлетелась на тысячи сверкающих осколков, словно он выстрелил в зеркало…

— Все в порядке, Джон, — сказал Джон. — Это зажигалка, — он сделал вид, что прикуривает, и поспешно спрятал револьвер.

Человек у машины изрядно перетрусил, но держался молодцом. Люди, сделавшие себе такое состояние, наверняка уж умеют владеть своим лицом.

— Чего тебе надо? — недружелюбно спросил он.

— Выслушай меня хорошенько и постарайся понять. Ты никакой не Джон, ты… Впрочем, это не важно. Совсем не важно, как тебя там зовут. Но если ты действительно считаешь себя Джоном Ленноном, то ты должен понять и сделать одну простую вещь.

Маньяк брезгливо посмотрел на Джона и вяло от него отмахнулся. «Смит и Вессон», уже теплый, вновь мгновенно образовался в его руке. Шофер, повернувшийся было спиной, замер, словно кто-то утроил здесь локальный стоп-кадр.

— Слушай, парень, дай-ка мне эту… — произнес он как бы устало, растягивая слова…

— Я сказал: это зажигалка. Впрочем, возможно, она может стрелять.

— Что тебе надо? — повторил маньяк.

— Выслушай, — сказал Джон. — И обещай, что сделаешь то, что я скажу.

Сигарета потухла в его руке, и он с грустью глянул на нее, подумав, что теперь как-то неловко доставать настоящую зажигалку. Маньяк, его желтолицая жена и шофер, — все трое молчали, напряженно глядя на него. Джон сказал:

— Ты должен вернуть Битлов. Мы сделаем это вместе, ты и я. Нужны будут твои деньги и моя душа. Я снова найду троих послушных мальчишек. Я опять сделаю то, что уже делал однажды. И ты мне в этом поможешь, иначе какой из тебя Джон? Ты понял?

— Да, — поспешно согласился маньяк. — Я понял. Только ты и я, правда?

Джон пристально посмотрел в его глаза, старые за этими круглыми темными очками… Жалкое подобие истины.

— Я еще приду, — сказал он.

Тут он опять заметил в своих пальцах потухшую сигарету.

— Это зажигалка, — сказал он и засмеялся.