Солнечный мальчик

Джон взял сигарету за самый кончик и, отведя как можно дальше в сторону, в упор выстрелил за полдюйма. Пальцы обожгло, но он стерпел. Теперь в его руке был очень короткий, но живой окурок. Он сделал глубокую затяжку, бросил «Смит и Вессон» под ноги и, не оборачиваясь, пошел по тиковой аллее прочь, в глубокую восточную тьму, туда, где через несколько часов ожидался прибытием новый желтый карлик декабря.

Солнечный мальчик Расставание

Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный приговор шепотом. Все встали, обменялись улыбками.

Владимир Набоков, «Приглашение на казнь»

Гаррик прайс проснулся на крыше и — поскольку лишь во сне мы сильны и способны действовать — сразу по пробуждению отпустил черепичный гребень и медленно поехал вниз. (Сползая по гремящей поверхности, постепенно набирая скорость, он вспомнил, что ему снилось — и это была жареная курица, потому что он уже две недели не ел горячего. Курица была вкусным, но подлым существом. Она пищала, что ей больно, когда прайс, путаясь в волокнах сухожилий, отрывал ей ногу, но он безжалостно съел ее, облизал пальцы, с тоской поглядел на очищенные, начинающие уже желтеть под солнцем кости, и…) Сначала ноги прайса, а потом и весь остальной прайс (последними, побелев, уцепились за край крыши пальцы) повисли в воздухе, и он, будто некий буратино, вихляя конечностями, опустился на землю. Он ударился хребтом о частокол, повредив седьмой позвонок, голова его безвольно стукнулась об асфальт. Прайс услышал крик, принял его сперва за свой собственный, но, приподнявшись на четвереньки, увидел, что кричит не он.

— А-а! — кричал какой-то человек, который только что вышел из кустов, с брезгливым любопытством обнюхивая пальцы шуйцы.

— А-а-а! — кричал он, оцепенев от страха и глядя на прайса глазами, полными смертной тоски.

— А-а-а! — кричал он, уже ныряя в ближайший куст, и долго еще слышался по склону его мышиный шелест.

— Дурак, — презрительно оборонил прайс и сразу забыл о нем.

Он пошел по безлюдным улицам, вслушиваясь в гул собственных шагов. За тонкими дощатыми стенами кто-то храпел и возился. Окна были темными, как ржавое железо. То был тот утренний час, когда счастливые влюбленные, полупроснувшись, слепо тянутся друг к другу, переполняясь нетерпением и силой.

На веранде сидела кошка и злобно смотрела на прайса горящими глазами, явно намереваясь испепелить его. Прайс взял ее с перил (она взялась не сразу, словно срываемый с дерева плод) и приласкал. Кошка сделалась мягкой и по-женски замурлыкала. Невидимая в темноте птица пролетела низко над землей, всколыхнув крыльями воздух. Кошка навострила уши, и тонкие коготки впились прайсу в плечо.

Он посмотрел вверх. Неподвижные, словно вырезанные из камня, пальмовые листья застыли в ожидании солнца. Мир был нарисован прозрачной акварелью. (Моне, — заметил кто-то внутри прайса, Мунк! — возразил кто-то другой). Над крышами таяло розовое марево сновидений, обнажая погибшие желания спящих. Только одна Венера теплилась на светлеющем небе, печатая под ногами прайса его уродливую тень с кошачьими ушами.

Вчерашний день, по отношению к которому прайс благополучно умер, все же чем-то напоминал о себе, смутно, словно давно просмотренный фильм. Память обрывалась приходом полиции, но последним вечерним лучом выявляла лайву, которую он любил вчера. Прайс даже пожалел о безвозвратно ушедших мгновениях, что противопоказано каждому, кто хочет быть свободным и счастливым.

Он выгреб из кармана мелочь и, взвесив ее на ладони, убедился, что сегодняшнее утро обеспечено. В левом нагрудном кармане куртки, в непосредственной близости от сердца, обнаружилась записка, нацарапанная косметическим карандашом. Вот что разобрал прайс при таинственном свете Венеры:

ЗАВТРА ТРЕТЬЕГО АВГУСТА ТЫСЯЧА

ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОГО

ГОДА (В ЧЕТВЕРГ) ЖДИ МЕНЯ НА АЛЛЕЕ

В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ (В ПОЛДЕНЬ) ПИШУ

И СУЮ ТЕБЕ В КАРМАН ПОСКОЛЬКУ БОЮСЬ

ТЫ ЗАБУДЕШЬ

(ЛЮБЛЮ ТЕБЯ)

МАРIЯ

Прайс перевернул бумажку. На обороте было то же, только обращенное зеркально.

Что-то мелькнуло в голове и сразу пролетело; воспоминание было неуловимым, как сон — нечто от Италии — виноградная веранда в солнечном контражуре и тонкий женский профиль… Предчувствие нового приключения переполнило прайса. Он приблизился к пальме, обнял и поцеловал ее. Кошка выскользнула из рук и невесомо опустилась на землю. Пальма не отвечала, словно неопытная девчонка…

Что-то зашумело над головой. Заспанный ай, листом прошелестев по крыше, выпал из небытия прямо к его ногам. Ай ударился копчиком об асфальт и несколько минут не мог встать, корчась от боли.

— Ты как? — спросил прайс, — сначала просыпаешься, а потом отпускаешь руки, или наоборот?