Солнечный огонь

Фатма Бегим как будто окаменела. И даже короткий сон не приносил облегчения: ей все время казалось во сне, что она падает в бездонный черный колодец, тщетно пытаясь уцепиться руками за шершавые выступы его стен, удержаться, выкарабкаться, уцелеть...

В вагоне, кроме нее с Роей, было еще четыре семьи и одинокий немолодой мужчина, совершенно седой, с красивым замкнутым лицом. Сразу же в начале пути старший из конвоиров предупредил людей, что пользоваться туалетом на станции нельзя, нельзя переговариваться из окон с посторонними, а также пить сырую воду. В сутки раз будет выдаваться кипяченая вода для чая и горячий обед.

Напротив двери, в противоположной стороне вагона, приделанное к полу дощатое возвышение с круглым отверстием посередине - отхожее место. Рядом небольшая бочка, то ли для воды, то ли для мусора. В вагоне Фатмы Бегим мужчины сразу же отгородили отхожее место занавесками. Но тогда, в 1937 году, азербайджанцам "повезло" с туалетом. А вот в теплушках, в каких везли чеченцев, карачаевцев, турок-месхетинцев в 1944 году во время их массового выселения в Среднюю Азию и Казахстан, просто "забыли" об отхожих местах. И женщины, воспитанные в строгих исламских традициях почитания мужчин и старших, на протяжении долгого пути были лишены возможности справлять нужду, стеснялись и нередко умирали прямо в вагоне от разрыва мочевого пузыря.

Поезд движется медленно. Подолгу стоит на остановках. Охрана цепью проходит вдоль вагонов, солдаты простукивают стены и пол, ищут - не подпилены ли где доски, не расшатались ли: опасаются побегов...

На одной из остановок с шумом раздвигается дверь. Появляется офицер в сопровождении двух вооруженных солдат, что-то говорит по-русски. Тот самый их одинокий попутчик переводит. Двое мужчин с ведрами спускаются из вагона и вскоре возвращаются с водой. Из одного ведра наливают бочку, из другого наполняют самовары и чайники. Люди немного оживают: будет чай. Дверь вновь со скрежетом закрывается.

Фатма Бегим наблюдает за происходящим, будто из другого мира. Она сидит, скорчившись, не делая ни одного движения. Старая Рейхан, соседка по нарам, наклоняется, шепчет:

- Попей чаю, дочка. Сколько дней ты уже не ешь, не пьешь... Почернела вся.

- Зачем? - едва раздвигает запекшиеся губы Фатма Бегим.

- Э-эх... - вздыхает старушка. - Если молодые жить не хотят, что нам, старикам, делать? - она гладит высохшей натруженной рукой черноволосую головку Рои и продолжает. - Не торопи смерть, сама придет. Что хорошего, если девочку сиротой оставишь?

Фатма Бегим молчит, и старая Рейхан, сокрушенно покачивая головой, начинает тихо напевать печальные баяты.

Тянется, тянется дорога... Приближающиеся большие станции узники угадывают по звуку репродукторов. Там поезд останавливался очень редко, а если и останавливался, то состав всегда загоняли на самые глухие пути, подальше от нарядных вокзалов и беспечно снующих по платформе вольных людей.Однажды где-то уже за Ростовом поезд неожиданно замедляет ход и, дернувшись несколько раз, замирает. В наступившей тишине снаружи слышны резкие голоса конвойных, чьи-то истошные вопли и плачь. Дверь раздвигается, и Фатма Бегим видит в открывшемся проеме ослепительное солнце и кусочек бескрайней зеленой степи, наполненной стрекотанием кузнечиков и пеньем птиц.

- Можно выйти... - командует один из военных, и дети, уставшие от тесноты и неподвижности, шумной стайкой устремляются на свежий воздух следом за мужчинами. Женщины остаются в вагоне. Фатма Бегим жадно вдыхает запахи степных трав и чувствует, как кружится, плывет голова. Она почти теряет сознание...

С десяток мужчин солдаты собирают у одного из вагонов. Детям конвойный делает запрещающий жест. Все тянут головы в ту сторону. Женский плач там становится все надрывнее. Из дверей теплушки вытаскивают что-то длинное, завернутое в белое, передают с рук на руки. И какая-то женщина чуть ли не вываливается из вагона на землю, причитая и крича... Ее удерживают... Мужчины и старики стоят, опустив головы, и даже ребятишки, только что со смехом валявшиеся в густой пыльной траве, затихают. Все звуки перекрывает разом стук железа лопат о землю...

Наконец стража командует: "По вагонам!" И скорбный поезд, набирая ход, двигается дальше, оставляя за собой метрах в пятидесяти от насыпи холмик свежей желтоватой земли.

Полушепотом молится старая Рейхан... Молчаливы мужчины. Затаились в своих уголках дети.

Фатма Бегим смотрит, как Роя, осторожно зажав кружку с остывшим чаем прозрачными пальчиками, подносит ее к губам, и тихонько говорит дочери:

- Пей, родная, пей... Нужно жить...