Солнечный огонь

- Это казахи, - говорит кто-то. И все приглядываются к этим людям, к их непривычному облику, одежде. Теперь предстояло ведь вместе с ними жить бок о бок. Что это за народ?..

А дорога все бежит и бежит. Миновали какой-то маленький городок, мелькают селения. Повеяло прохладой, стало меньше пыли. Показались на горизонте высокие горы. Машины переезжают один, второй, третий мост через притоки бурной полноводной реки. За рекой - остановка. Поселок Кировский.

Отныне начиналась новая жизнь.

ГЛАВА 16

Камень обособления

На углу Дворцовой около Военного Собора остановился невысокий человек лет сорока. Снявши шляпу, он обстоятельно перекрестился, глядя на храм, и замер как бы в раздумье.

Ветерок трепал белокурые пряди его волос, но мужчина не торопился надеть шляпу, весь отдавшись свежести этого февральского утра, покою лениво просыпающегося Тифлиса. Кое-где во дворах слышались гортанные выкрики продавцов мацони и свежеиспеченных лепешек, напевные голоса молоканских женщин, разносящих по домам молоко, сметану и творог. Немногочисленные экипажи проносились в сторону Головинского проспекта.

Внезапно выглянуло солнце, и туманное утреннее небо окрасилось в голубовато-зеленые тона персидской бирюзы. На город наконец-то наступала весна.

Остановившегося у собора мужчину звали Владимиром Феофиловичем Маевским. Он имел чин надворного советника и некоторое время назад служил около пяти лет вице-консулом России в различных городах Восточной Турции.

Сейчас он вошел в тот возраст, когда по жизни ступаешь замедленным шагом философа, и чем дальше, тем больше позволял инстинкту самосохранения ограничивать жизненно важные порывы в твердом намерении лучше не познать истины, чем обмануться. Дипломатическая служба тоже немало способствовала сдержанности характера. Однако теперь для него самым главным стало - не потерять присутствие духа на этом зрелище, какое разворачивалось у него перед глазами, зрелище, подобном кровавым средневековым хроникам, и не впасть при этом в жалкий эгоцентризм (славяноцентризм, армяноцентризм, грузиноцентризм), который вокруг него повседневно провозглашался во всевозможных обличьях.

Вот и теперь его приезд в Тифлис вызван был политической акцией, которую устраивал в своем дворце недавно назначенный наместник на Кавказе граф Воронцов-Дашков, намеревавшийся, разумеется не без высочайшего повеления, добиться примирения в ожесточенном конфликте армянского и мусульманского населения края. В конфликте, сотрясавшем, практически, все закавказские губернии в течение всего минувшего 1905 года и грозившем пожаром перекинуться в 1906-й.

В Тифлис съехались самые авторитетные представители обеих сторон, и сегодня, 20 февраля 1906 года, совещание должно было открыться.

У Маевского интерес к этой встрече был еще обусловлен и тем, что, служа в вилайетах Турции, населенных армянами, он выработал на этот счет свое мнение, подкрепленное фактами, и теперь, зная о событиях в Закавказье, хотел дополнить всю картину последними завершающими штрихами, чтобы затем подать записку по поводу этих событий на имя министра иностранных дел. Маевского раздражали демагогические объяснения происходящего в этом регионе, которыми потчевали общественность газетчики. Ничего, кроме иронии, не вызывали у него многозначительные и пустые по существу пассажи, вроде: "армяно-азербайджанское столкновение было войной цивилизации против азиатского варварства". Особенно отличались французские газеты в сентябре 1905 года, на пике смуты. Например, в "ТАН" он тогда прочел, что "армяне наиболее образованная и трудоспособная нация по сравнению с другими народами Кавказа. А турецкий народ имеет консервативное мышление и придерживается традиций, которые диктуют ему уважать царское самодержавие". А вот "Матэн" после бакинских погромов писала еще определеннее: "Пропасть разделяет эти два народа. Инстинкты и цивилизация столкнулись в Баку. Азербайджанцы взялись наказать свободолюбивых армян, идеалы которых представляют большую опасность для правительства".

Маевский чувствовал, что близок к разгадке причин той трещины, которая переросла в нынешнюю пропасть. Уж, конечно, борьбой "инстинктов и цивилизации" объяснять это было, по меньшей мере, наивно, тем более что он никогда не придерживался мнения о существовании в мире лишь единственной, подразумевалось - европейской, цивилизации, к которой, вероятно, каким-то путем сумели присоединиться армяне. Почему в праве на собственный цивилиза-ционный путь эти писаки отказывали, например, Китаю или Индии? Не говоря о том, какой вклад в развитие человечества внесла цивилизация арабов...