Солнечный огонь

28 февраля 1906 года начался шестой день армяно-мусульманских мирных переговоров. Стороны вновь долго обсуждали отдельные нюансы проблемы кочевья, а затем перешли к рассмотрению седьмого пункта программы, выдвинутой мусульманами. Этот пункт огласил генерал Малама: "Необходимо создать такие условия, чтобы служащий мог исполнять свои обязанности, никого не опасаясь".

После некоторого общего молчания слово взял Ахмед бек Агаев:

- Вот уже несколько лет мы, народы Кавказа, находимся в странном положении, когда, боясь определенной группы людей, никто не может ни свободно высказывать свои мысли, ни надлежащим образом исполнять свои обязанности. Чиновники, предназначенные рассматривать проблемы населения, всегда чего-то боятся. Если же кто-то решается открыто высказать свою мысль или какой-то чиновник решит дело по совести, тут же появляются какие-то письма с печатями, угрозы о возмездии. Так жить нельзя! Этому необходимо положить конец. Некоторые облеченные властью люди стали настолько трусливы, что из страха перед этими письмами забыли о совести и человечности. Преклоняясь перед лицами, посылающими эти устрашающие письма, они проявляют к противной стороне жестокость и несправедливость. Подобные явления следует назвать террором и постараться как можно скорее избавиться от них. В государстве, где запрещается свободно говорить и писать, возможен террор, направленный на освобождение людей от гнета и жестокости, террор против угнетателей и притеснителей. Но когда террор уничтожает справедливость, его терпеть далее нельзя.

Если в нашей губернии будет продолжаться террор, принуждающий человека, чиновника бояться поступать по совести и на благо своему народу, толкающий его на несправедливость и низость, откуда же у нас могут появиться справедливость, равенство? Сейчас большинство, если не все поголовно чиновники, униженно склонили головы перед террористическими группами, делают только то, что угодно им, причиняют другой стороне муки, страдания, бесконечную несправедливость.

Мы, мусульмане, не намерены долее терпеть такое положение и открыто заявляем, что до тех пор, пока дела будут идти таким образом, до тех пор, пока в Закавказье будут править группы террористов, здесь не восстановятся ни мир, ни покой. Мы не интригуем против кого-то. Но во имя мира обращаем внимание собрания на эту проблему и заявляем, что на Кавказе многие ответственные лица и руководители, боясь армянских террористов, вершат дела не по совести. Какие бы меры ни принимались для восстановления мира и порядка, эти люди по-прежнему будут причинять одной стороне муки и обиды, и потому желаемый порядок никогда не восстановится.

Лишь только Агаев закончил говорить, как вскочил начальник канцелярии наместника Петерсон и под бурные аплодисменты армянской делегации с важностью произнес:

- Сейчас не время для подобных выступлений. Здесь надо обсуждать только один вопрос.

- Интересно, какой вопрос он имеет в виду? - с едкой насмешкой спросил Ордубади у Маевского. - Уж не о том ли, какие подношения более всего любит принимать его сиятельный начальник?

- А что? - Маевский согласно кивнул. - Для чиновничества нет более приятной темы...

- И не понимают, что в обмен на эти дары сатана забирает их души... Мамед Сайд сказал эту фразу так тихо, что Владимир Фиофилович едва угадал ее. Но фраза эта удивительно точно вписалась в его постоянные раздумья о том, насколько же мало встречалось вокруг людей, для кого не потеряли значения полные высокого смысла слова. Он все чаще и чаще сталкивался с теми, кто всему знали цену и ничему - ценности... Вот и на тифлисском совещании столкнулись эти два типа людей. И взаимопонимание между ними невозможно.

Маевский вынырнул из своих дум. Зал возбужденно гудел.

- Простите, господа, - Ахмед бек Агаев с недоумением пожал плечами, разве нас пригласили сюда не для того, чтобы мы могли говорить о наболевшем и говорить откровенно? Но, судя по всему, некоторым это не нравится. Впрочем, нам нет дела до того, нравятся наши слова кому-то или нет. Наша основная цель при обсуждении данного вопроса - сообщить всей России о низких, подлых поступках чиновников, которые, позабыв о своем долге, совести и чести, о достоинстве, подчиняются известному шантажу. Может быть, после этого они опомнятся, все-таки вспомнят о том, что они мужчины?

"О, чистая душа, - отметил с печалью Владимир Феофилович, - не растленная циническим словоблудием великосветских салонов. Империя бы должна опираться на таких граждан, сохранивших в характере и в мыслях дух рыцарства, доверие к слову, уважение к институтам государства и не изживших надежду на то, что власть призвана равно заботиться обо всех своих подданных..."

Слово взял почтенный кербалаи Исрафил оглы Гаджиев: